Крашенинникову стало совсем грустно. Он неторопливо направился во двор и прислонил велосипед к машине, которую уже много лет старательно восстанавливал.

– Миша! – Собески улыбнулась. – Ну, наконец-то! Я уже беспокоиться начала!

– Не о чем беспокоиться, милая. Все хорошо, – устало кивнул он, ответив своей улыбкой. – Не о чем беспокоиться.

Оливия подошла к нему и тут же шмыгнула носом:

– Боже, Майкл, ты такой грязный. И от тебя так рыбой несет… Почему от тебя пахнет рыбой?

– Поверь, Оля, я сам толком не знаю этого, – усмехнулся Крашенинников и почесал взъерошенную голову. – Я, пожалуй, пойду искупаюсь в Аваче. Заодно и одежду эту постираю.

– Только давай не долго. Ужин почти готов.

– Хорошо. А где Антонио?

– Он наверху. Как обычно. Опять возится со своей трубой.

Михаил нахмурился:

– Мы же договорились, что теперь находимся на улице или на первом этаже.

– Внизу не такой хороший вид на противоположную сторону бухты, – послышался голос из окна третьего этажа.

– Антон, черт тебя дери, ну мы же договорились!

– Не ругайся, папочка. Я скоро спущусь, – язвительно ответил Квалья.

Крашенинников покачал головой и направился внутрь. Взял чистую одежду, пару брикетов глины, которая играла роль мыла, и направился в сторону бухты.

От казармы до берега было чуть больше полутора сотен метров. Он пересек дорогу, спустился по небольшому склону и вышел на пляж. Вода в Авачинской бухте летом была достаточно теплой, чтоб можно было позволить себе регулярные купания. Раздевшись, он бросился в воду, тут же ощутив, как ленивые волны сбивают с него не только неприятный запах и грязь, но и уносят в сторону проблемы и мрачные мысли.

* * *

Уже начали сгущаться сумерки, и Оливия снова почувствовала беспокойство. Не слишком ли долго Михаил купается?

– Оля, ты не могла бы подняться? – раздался голос Антонио с верхнего этажа казармы.

– Что случилось? – испуганно отозвалась Собески. – Ты видишь Мишу?

Подзорная труба в окне чуть качнулась. Затем снова послышался голос Антонио:

– Он на берегу. С ним все в порядке. Я тебя по другому поводу зову.

– А что он делает?

Квалья вздохнул:

– Оля, он стирает одежду. Прости, но я не желаю за ним подглядывать. Он совершенно голый. Ты можешь подняться? Мне надо, чтоб ты кое на что взглянула.

– Сейчас…

Она нехотя вошла в дом и, поднимаясь по лестнице, опасливо поглядывала на потолки и стены, особенно заостряя внимание на местах, где после землетрясения отвалились свежие куски штукатурки.

Квалья ждал ее, глядя в подзорную трубу.

– Что ты хотел мне показать, Тони?

Антонио оторвался от прибора и придвинул второй стул.

– Взгляни. Это то, что ты видела вчера, или нет?

Оливия прильнула к окуляру, и перед ее взором снова предстал противоположный берег. Остатки света еще позволяли разглядеть нагромождения мачт и надстроек, затонувших в Петропавловском порту кораблей, тянущихся вдоль берега. На пологих склонах сопок, бывших некогда основанием города Петропавловск-Камчатский, чернели жуткие руины, напоминая о том, куда именно пришлась основная сила термоядерного удара. И среди этих руин снова блуждал крохотный призрачный огонек.

– Да, – тихо, сказала Оливия. – Это похоже на то, что я видела вчера.

Она вдруг напряглась, внимательно прислушиваясь к окружающему миру. Казалось, вновь завоют собаки и вспорхнут с деревьев все птицы. Именно это случилось после того, как она обнаружила накануне странную светящуюся точку. А потом земля начала сотрясаться. Но собаки не выли. И птицы вокруг не выказывали всеобщего беспокойства перед грядущей стихией. Однако страх не покидал рассудок. Слишком велика была сила, таившаяся под ногами людей, живущих на камчатской земле.

Огонек медленно двигался по бывшим улицам бывшего города, раскинувшимся ступеньками на склонах сопок, и чем больше темнело, тем отчетливей его было видно.

– Когда я это увидела вчера, было совсем темно, – произнесла Собески. – И совсем невозможно было понять, что же это такое.

– И что ты думаешь теперь, Оливия? – спросил Квалья. – Теперь ты видишь то же самое, но уже в контексте.

– Что-то происходит в городе? – осторожно спросила она, оторвавшись от зрительной трубы и взглянув на Антонио.

– Похоже, что так. – Он кивнул, задумчиво глядя в сторону противоположного берега. – Но что может происходить в городе, где все было уничтожено за одну минуту много лет назад и не осталось ничего и никого?

* * *

Михаил развесил постиранную одежду на воткнутых в песок палках и решил окунуться в воду еще раз. Уж очень приятной была процедура купания для разума и тела. Плескаясь в воде, он и не заметил, как совсем стемнело. Пора бы уже возвращаться, иначе у Оливии будет очередной повод для обид и злости. Михаил вышел на берег и принялся одеваться в сухую одежду. В этот момент он вдруг заметил, как со стороны судоремонтного завода по воде скользнул яркий луч прожектора. Это было более чем необычно. Все уже успели позабыть об электричестве, но свет был именно от электрического прожектора. Конечно, в общине имелось некоторое количество дизель-генераторов, но пользовались ими крайне редко и в очень особых случаях. Для повседневных же нужд электричество было просто не нужно. Нет телевидения и радио, чтобы поддерживать работоспособность телевизоров и радиоприемников. Нет Интернета и сотовой связи, чтобы иметь возможность включать компьютеры и заряжать сотовые телефоны. К тому же большая их часть пришла в негодность из-за электромагнитного импульса. Так что электричество не особо теперь и нужно. В большинстве случаев его заменил простой и древний огонь. Извечный спутник человека на протяжении всей его истории. Но теперь Крашенинников видел яркий луч прожектора. Тот метался по поверхности бухты, затем вдруг устремился в другую сторону, на склон большой сопки у южного берега. Там, у подножья этой сопки, располагалось кладбище. Достигнув ее склона, луч сильно ослаб, но превратился в огромное тусклое пятно. Затем раздался долгий корабельный гудок.

Теперь Михаил понял, что это прожектор с тральщика, который долгие годы ремонтировали приморцы. И теперь таким вот образом они прощались с погибшими при землетрясении соплеменниками. А еще Михаил понял, что община, наконец, отремонтировала корабль.

Чем выше, тем более крутым делался склон сопки, и добраться до ее вершины становилось делом уже не очень простым. Но проблема в том, что добраться до ближайших зарослей кедрового стланика можно было лишь здесь, на высоте. На вершине сопки почва была бедной и каменистой, а местами даже выступали скальные породы. В этих условиях неприхотливый кедр рос замечательно. Внизу ему не было места, поскольку там почву захватили деревья. Стланик представлял собой густорастущие хвойные кусты и совсем не походил на мачтовые сосны или новогодние ели. Его хвоя и шишки необходимы будут зимой, и Оливия торопливо складывала все в корзину. Надо успеть спуститься с этой горы до того, как из своего очередного рейда к той машине вернется Михаил, и до того, как Антонио заподозрит неладное в долгом ее отсутствии. Ругаться будут оба. Причем на разных языках.