Собески уселась на склоне передохнуть и, сжимая в ладони кедровую шишку, вдохнула ее свежий аромат, глядя вниз. Вид отсюда открывался совершенно умопомрачительный. Каскады березовых вершин сливались в полусотне шагов под ногами и ниспадали к самому подножию, где-то там далеко, где виднелись два прямоугольника крыш казарм. Тонкой нитью протянулась дорога из Вилючинска в Приморский. По ней, кажется, двигалась телега с людьми. Справа виднелась юго-западная окраина Приморского, подступающая к заводу. На территории завода, где она за все эти годы так ни разу и не побывала, виднелись конструкции поваленных кранов и корпуса цехов с разной степенью разрушений. Вся Авачинская бухта здесь как на ладони. Даже видно, как от берега поселка Рыбачий плывут два ялика. Они регулярно подходили к полуострову Крашенинникова и брали там пробы воды у причалов, у которых на дне покоились погибшие субмарины. Позже, в общине, с этими пробами проведут тесты на предмет повышения радиационного фона. Но пока ялики взяли курс на северный берег полуострова Крашенинникова. Там они будут ловить рыбу.

Оливия чувствовала, что может просидеть здесь, наедине с природой, и лицезреть открывшуюся с высоты красоту целую вечность. Она вспомнила далекое детство. Когда отец брал ее, еще совсем кроху, покорять вершины Йеллоустонского национального парка. И потом они долго сидели на очередной взятой вершине. Маленькая Оливия с замиранием сердца любовалась красотами, будто все мироздание раскинулось у ее ног и только для нее. А отец, всегда казавшийся ей могучим и бесконечно добрым великаном, рассказывал, что именно она видит. Как называется тот извилистый ручей слева. Или откуда берет свое название вон та вершина справа, на которую им еще предстоит подняться однажды. Много позже, когда оба они отдохнут, Оливия вознесет к такому близкому теперь небу руки, отец подхватит ее за бока, поднимет и будет кружить. И она превратится в птицу, безраздельно властвующую в небе над этим сошедшим будто со сказочных страниц миром чудес.

Собески осторожно провела ладонью по щеке, утирая слезу, и, поднявшись, подняла руки.

– Отец, – шепнула она. – Видишь ли ты меня сейчас… Если да, то посмотри, как здесь красиво… Как дома…

Над головой раздался клич, и Оливия с изумлением обнаружила, что над ней кружит величавый орлан. Такой же, как там, в мире ее детства. Но дома они белоголовые. А здесь белоплечий. Какие разные и в то же время похожие миры…

Хищная птица пристально смотрела вниз, на Собески. Оливия снова опустилась на землю и, прикрыв лицо руками, дала волю чувствам. Она бы не хотела, чтоб Антонио и тем более Михаил видели ее плачущей. Но здесь, вдали от всех… Она могла позволить выйти на волю той боли, которую она ощущала за всех погибших в этом мире. И за то, как ей не хватало отца. А еще она поймала себя на страшной мысли, будто хорошо, что она сама видела, как он ушел из жизни еще задолго до той страшной катастрофы, постигшей человечество. И она не мучилась все эти годы от мыслей, что же с ним случилось там, дома, после конца света. Когда-то ее отец с группой коллег и единомышленников отправился в Нью-Йорк искать богатых и щедрых людей, ведь им так не хватало средств на исследования Йеллоустонского супервулкана. Судьба распорядилась так, что они оказались в Нью-Йорке, близ Манхэттена, в тот день и час, когда случилась потрясшая весь мир трагедия. Все тогда твердили, что отныне мир изменился. Да, он действительно изменился. Мир занялся с того дня накоплением безумия, высшей точкой кипения которого стало глобальное самоуничтожение. Наверное, потому, что было мало таких людей в мире, как ее отец. Он не был бы самим собой, если б не бросился помогать спасателям разбирать завалы рухнувших башен Всемирного торгового центра. Именно там он надышался асбестовой пыли настолько, что уже через пять лет его унесла страшная болезнь…

Дав слезам и воспоминаниям достаточно воли, чтоб на время снять с сердца тяжелый груз, Оливия вздохнула и продолжила наполнять плетеную корзину припасами. Все-таки долго задерживаться здесь нельзя.

Наполнила она корзину настолько, чтоб ее еще возможно было нести без ущерба для позвоночника. Спускаясь по склону, Оливия не забывала проверять и накопления березового сока. Местные березы были далеко не так стройны, как знаменитые континентальные красавицы. Здесь они причудливо извивались и больше росли в разные стороны, нежели ввысь. Однако сок способны давать, как и любые другие березы. Важно в этом процессе соблюдать ряд нехитрых правил. Дерево не должно содержать радиацию. Впрочем, большинство сильно пораженных деревьев давно погибли. Другим правилом являлось отношение к самой березе. Приморский квартет давно запретил проделывание лунок для сбора сока топорами. И этот запрет касался всех. В том числе и живущих уединенно вулканологов. Проделанная в стволе топором лунка давала больше сока и быстрее. Но могла погубить дерево. Поэтому необходимо было делать аккуратную лунку сверлом. В лунку вставлялся травяной лист, по которому, капля за каплей, сок стекал в установленную или подвешенную здесь же бутылку. К концу августа лунки необходимо было заделать либо пробкой из мягкой породы дерева, либо пчелиным воском. Также запрещалось с одного дерева брать сок два сезона подряд. Год после отбора береза должна отдохнуть и подкрепиться. Залечить рану. Все эти правила несложно соблюдать, и поэтому их практически никто не нарушал.

Еще поднимаясь по склону к вершине, Оливия поменяла наполнившиеся бутылки на новые, однако тару с соком она с собой не брала, избегая лишней ноши в походе на верх сопки. Теперь же она подбирала эти бутылки, подвешивая их к крючкам на дне корзины, которая теперь находилась у нее за спиной, как ранец.

Ноша стала совсем тяжелой, но, к счастью, осталась всего одна полуторалитровая бутылка. И дом уже совсем близко. Даже слышно было, как по дороге едет очередная телега.

Собески подошла к последней березе и обнаружила, что подвешенная на ветку свежая бутылка почему-то упала.

Найти ее не составило труда. Бутылка лежала рядом, в траве. Повесив ее на место и опустив в горлышко торчащий из отверстия травяной лист, она подняла спрятанную в кустах полную бутылку, прикрепив ее к крюку рядом с остальными. Странным ей показалось то, что в этом месте по непонятной причине пахло рыбой. Откуда ей вообще взяться на сопке? Хотя, в конце концов, рыбу могла поймать и занести сюда какая-нибудь птица. Оливия не стала заострять на этом внимание, поскольку ее насторожил шорох выше по склону. Она замерла и стала вглядываться в заросли. Шорох был достаточно громкий, с потрескиванием веток. Едва ли источником этого шума и возмутителем спокойствия мог стать какой-нибудь маленький зверек или пернатое существо. Там что-то или кто-то крупнее. Помня об угрозе большого медведя, Собески торопливо направилась вниз, прислушиваясь к новым тревожным сигналам из покрывающего сопку леса. Именно сейчас, когда приходилось двигаться как можно быстрее и в то же время стараясь при этом не шуметь, дабы не привлекать к себе внимание, она ощутила всю тяжесть своей ноши. Но эти припасы просто жизненно им необходимы, поэтому ей приходилось бороться не только с тяжестью давившего на спину груза, но и с желанием сбросить его или хотя бы часть. Зима на Камчатке долгая, и чем больше припасов…