Как будто они когда-то вместе ехали в одном купе и разок переспали…

Да, она изменилась, но не кардинально же! Грудь у нее в двадцать была даже больше, чем сейчас (в период беременности точно), с лицом своим она ничего не делала, линзы не вставляла. Всего лишь волосы перекрасила, подщипала брови и опять наклеила мушку, с которой самой себе казалась интереснее. Почему ее такую, новую, узнают одноклассники, когда она приезжает в Коломну? Учителя? Соседи? Они – да, а Серго нет?

Забыл, как случайного человека в своей жизни!

За неделю Оля так устала от терзаний, что хотела выйти в окно. Забралась на подоконник, распахнула раму, подалась вперед… Оставалось сделать шаг! И она оторвала ногу от подоконника, поболтала ею в воздухе и вернула на место. После чего сползла на пол и начала бить себя по щекам.

– Дура, размазня, слабачка! – кричала она, и злые слезы катились из глаз. – Было бы из-за кого страдать! Ничтожество, а не мужик! Пустышка, павлин в трико…

Выплеснув гнев, Оля поднялась с пола, прошла в кухню, достала лед и приложила его к опухшему от слез и ударов лицу.

– Пострадала и хватит, – сказала она себе. – Нужно выбираться из норы и начинать новую-старую жизнь.

У Оли уже созрел план. Еще лед не перестал щипать ранки, что она нанесла ногтями, а она уже знала, как будет действовать.

Едва пришла в себя после самоистязания, отправилась на свидание с толстым продюсером, обещавшим ей ванну из шампанского. Спасибо Эллине, смогла раздобыть его номер. Обзаведясь спонсором (они с Машкой так и называли их по старинке, хотя для всех покровители стали папиками), Оля выдохнула. Теперь можно не думать о хлебе насущном и отдаться самому главному – мести!

Она легко заманила Серго в свои сети. Пришла на несколько его выступлений, прорвалась в гримерку, там же ему отдалась. В дверь постоянно стучали, со стен валился реквизит, когда они, сплетенные, натыкались на него, падали стулья, скрипели ножки стола, куда Серго все же смог усадить Олю, где-то в соседнем помещении тявкали цирковые пудели, она кричала, он зажимал ей рот рукой, но сам стонал так громко, что приходилось прикусывать губу…

– Это было фантастически, – выдохнул Серго, когда все закончилось.

– Да, – прошептала Оля и обессиленно сползла со стола.

– У меня давно такого не было. А у тебя?

– Почти десять лет, – могла бы ответить она, но вместо этого чмокнула его в губы и, поспешно приведя в порядок одежду, вышла в коридор.

На нее с восхищением посмотрел хозяин пуделей, а ассистентка иллюзиониста понимающе подмигнула. Скоро вся труппа будет обсуждать секс в гримерке. Но это и хорошо, пусть все знают о нем! И о ней, Оле, точнее, Соне из Одессы.

Они стали встречаться регулярно. Обычно у нее дома. Но иногда и у него. Серго, в отличие от жены, их комнаты не стеснялся и заваливал любовницу на супружеское ложе. Это приносило Оле особенное удовольствие.

Машка каким-то чудом прознала о том, с кем ее подруга связалась, и задала лишь один вопрос:

– Зачем?

– Чтобы отомстить.

– Хочешь подставить его? Сделать так, чтобы жена узнала?

Оля кивнула.

– Только ты затянула. Можно было сделать пару снимков уже на первой неделе вашего так называемого романа. А ты уже два месяца с ним трахаешься.

– Это слишком просто.

– А ты не усложняй, когда не надо, – рассердилась Машка. – Опять завязнешь в нем! А то и залетишь второй раз.

– У меня стоит спираль.

– Любишь до сих пор своего Серхио?

– Я его не-на-ви-жу! – по слогам произнесла Оля.

Машка удивилась, даже растерялась.

– Но оргазмируешь при каждом соитии? – решила уточнить она. Об этом был разговор ранее. Тогда Мэри еще не знала, кто доставляет Оле забытое удовольствие.

– Как ненормальная.

– Почему так? – Подруга согнала с колен кота, который начал выпускать когти от удовольствия. После недельного заточения в комнате он на хозяйку обиделся и к ней не подходил, а ласки хотелось. – Вы только трахаетесь?

– Что за вопрос? – Она поманила сфинкса, но тот демонстративно направился к лотку и начал в нем копаться.

– Мне интересно, вы вообще разговариваете?

– Конечно.

– Он спрашивает о сыне? Или о дочке, если ты до сих пор ему не сказала пол ребенка?

– Он меня не узнал, – ответила Оля после паузы.

– В смысле?

– Для него я Соня из Одессы, племянница Эллины.

– Он тебя не узнал?! – вскричала Машка, она только-только осмыслила услышанное. – Вы год были в отношениях, а он тебя не узнал? Охренеть! Даже я помню всех, с кем спала. Не по имени, даже не в лицо, но обнаженное тело… Я помню каждое! Из тысячи, Ляля!

– Теперь ты веришь в то, что я его ненавижу? Хотя в первый миг, когда увидела после разлуки, чуть не умерла от любви. Тогда мне казалось, это она во мне расцвела. Я так испугалась, что бежала до своего дома без оглядки…

– То есть если бы Серго тебя узнал, бросился в ноги, опять наобещал с три короба, ты бы повелась?

– Не знаю, – честно ответила Оля. – Возможно.

– Но ты ему расскажешь о ребенке? – Кот снова запрыгнул на колени подруги. Теперь она была его кумиром, и плюсом стало то, что Машка перестала таскать с собой пса. Бедняга скончался. – Не о Лелечке, так о Ленчике?

– Хотела, теперь же нет. Нет у моего сына отца. Он разбился на арене цирка.

– Помню ту сказку, что сочинили для него вы с Идой.

– Маш, я тебе еще в одном признаюсь, – зачем-то понизила голос до шепота Оля. – Сейчас я не вижу в Ленчике Серго. Он длинный, тощий, кареглазый, но мало ли таких мальчишек? Мой сын совсем не похож на отца, и он мне… Нравится, что ли? Я хочу узнавать его. А еще учиться любить. Теперь я уверена, у меня получится.

– Рада слышать. – Машка крепко обняла подругу. – А я замуж, наверное, выйду.

– Вот это новость! За кого?

– Есть у меня один дедок на примете. Я уже год с Зайкой кружусь.

– Какое милое прозвище.

– Это фамилия. Дедок – белорусский еврей родом из Гродно. Богатый, зараза, но жадный. Все по прейскуранту, никаких чаевых в виде сумочки или колечка. Он одинокий, из родственников только сестра, которая даже старше его. Выйду замуж, возьму его фамилию, а когда он преставится, а я приберу к рукам его добро, перееду в провинцию и заживу там как дочка преставившегося миллионера. Дом куплю у реки, коней. А там, глядишь, еще раз замуж выйду за молодого, красивого.

– Может, и детей