– У меня нет практики. Я редко крашусь на работу.

Морин покачала головой.

– Когда Том был здесь… Когда мы нашли его на крыльце… Мне не хотелось признаваться в этом… Я беспокоилась о тебе… Но он был очень расстроен. Он так убивался из-за того, что произошло, винил себя, каялся передо мной. Мне показалось, он был искренним. Я думаю, он хороший человек.

Сиара машинально водила ершиком по ресницам.

– Я тоже думаю, что он хороший человек, но это уже не имеет значения.

Морин недоверчиво хмыкнула.

– А по тебе не скажешь.

Сиара посмотрела на мать, не зная, прозвучала ли в ее голосе неожиданная нежность и забота или ей это только почудилось. Они смотрели друг другу в глаза, что редко между ними бывало, и Си-ара перестала задаваться вопросом, не напрасно ли она сюда приехала.

– Когда он уходил, то сказал: «Я так виноват перед ней, так боюсь за нее. Сиара для меня все. Скажите ей, пожалуйста, что я ее люблю». Лучше бы я тогда передала тебе это.

– Он сказал так?

– Я не хотела, чтобы вы были вместе, вот и промолчала.

Сиара опустилась на стул, не зная, что и думать. Он признался, что любит ее. Ее матери. Но почему он никогда не говорил этого ей самой?

Наверное, он сказал так под влиянием момента. Даже если бы он сказал это Сиаре, ничего бы не изменилось. Они были из разных миров, у каждого была своя жизнь.

Ее мать покаянно смотрела на нее, со страхом ожидая ответа.

– Ничего, мама, это ничего. Даже если бы ты и сказала мне… В любом случае теперь все кончено.

– Ты любила его?

Сиара собиралась отшутиться, как это было заведено между ними, но почувствовала, что у нее нет сил лгать.

– Да, любила.

Морин глубоко вздохнула.

– Что случилось на Рождество?

Сиаре хотелось убежать и спрятаться, но она ответила:

– Мы провели Рождество вместе, но решили остаться друзьями. И это к лучшему.

Но мать пытливо смотрела на нее.

– Ты его любишь?

– Какая разница?

– А если бы он не был герцогом, была бы разница?

Сиара схватила губную помаду, открыла ее, но так и не смогла сосредоточиться и понять, что у нее за цвет, поэтому снова закрыла и из последних сил улыбнулась маме.

– Поехали, а то ты не успеешь на свою игру.

Том открыл дверь своей квартиры в Кенсингтоне[13] и сразу сел на пол, чтобы обнять Грома. Пес не мог нарадоваться возвращению хозяина, облизывал его, прыгал и вертел хвостом так, будто тот вернулся из арктической экспедиции, а не из двухдневной поездки в Бордо. Том с удовольствием просидел бы всю ночь на полу, играя с Громом, но после нескольких минут восторга пес успокоился и пошел поискать, чего пожевать, например хозяйский галстук.

Том прочитал записку девушки, которая выгуливала Грома в его отсутствие, что с собакой все в порядке, потом просмотрел свою почту. Он открыл холодильник, но решил, что есть ему не хочется, и налил себе выпить. Он включил ноутбук, но через десять минут обнаружил, что и работать ему тоже не хочется.

Он отхлебнул виски. Это был двадцатилетний односолодовый, который Сиара подарила ему на Рождество.

Сегодня в Бордо на открытии ресторана ему показалось, что он слышит ее смех. Он на полуслове бросил британского посла, который приехал в Бордо специально на открытие, и в одну минуту обежал оба зала. Но, разумеется, это было всего лишь его разыгравшееся воображение.

А неделю назад он увидел, как она шла по Королевской Миле[14], погнался за ней и чуть не вскрикнул от разочарования, когда оказалось, что это какая-то другая девушка.

Он скучал по ней.

Том посмотрел на свой телефон.

Сиара сказала, что они будут друзьями. Тогда почему бы не позвонить ей? Ведь он звонит своим друзьям.

Он набрал ее номер.

Сердце заколотилось, в ушах зашумело, в желудке запорхали бабочки. А в телефоне все шли гудки.

Том уже собирался повесить трубку, когда услышал:

– Том?

В ее голосе звучали удивление, радость, сомнение.

Он откашлялся.

– Привет. Я просто звоню узнать, как у тебя дела.

Он услышал в телефоне ее шаги. Где она сейчас? Что она делает? Это так глупо, что он не знает, как она живет, что с ней происходит.

И тут он понял.

Он любит ее. Он хочет быть рядом с ней каждый день его жизни.

– Все хорошо. Сидим с Бору, смотрим телевизор. Чай пьем. – Она тихо засмеялась. – Наверное, моя жизнь кажется тебе ужасно скучной.

Он любит ее!

Его руки дрожали.

– Она кажется мне идеальной.

– Правда?

«Правда. Я хотел бы сидеть сейчас рядом с тобой, в маленькой гостиной в твоем коттедже. Горит огонь в камине. Ты обнимаешь меня. Мы знаем, что эту ночь проведем вместе. И следующую тоже. И каждую ночь нашей жизни. Это то, чего я хочу больше всего на свете».

– Как прошел твой день? – спросил он.

Сиара рассказала, что водила сегодня по парку экскурсию школьников из Лимерика. Том рассказал ей про поездку в Бордо. Это было так хорошо, так правильно – рассказывать друг другу, как прошел их день, слушать ее смех.

– Жаль, что тебя со мной не было, – сказал он.

Том услышал судорожный вдох, потом тишину, потом она сказала:

– Уже поздно, мне пора спать.

Сиара закрыла свой ноутбук, собрала бумаги и под аплодисменты пошла на свое место.

Она села рядом с Генри Пейджем, главой садово-парковых служб Бэйнсворта, который поздравил ее с отличным докладом и сказал, что им пора расширять сотрудничество с Лохмором. Сиара же просто поздравляла себя с тем, что не рухнула в обморок прямо перед аудиторией.

Ее пригласили на этот съезд всего два дня назад. В понедельник утром Шон разыскал ее в саду и сказал, что звонил Генри Пейдж и попросил Си-ару выступить на ежегодном съезде садово-парковых служб в Бэйнсворт-Холле и сделать доклад о сохранении исторических обликов парков.

В другое время Сиара была бы только счастлива поделиться своими знаниями и увидеть знаменитые сады Бэйнсворта. Но сейчас ей было страшно ехать в главную резиденцию герцога.

Она до сих пор не знала, какое решение Том принял насчет Лохмора, и гадала, можно ли воспринимать приглашение в Бэйнсворт как доброе предзнаменование.