Сначала мы заехали за Джо Ди. Он сделал мне комплимент по поводу моего нового «шапо». Потом мы заехали за парнем по имени Томми. Он был здоровым, как и Джо Ди, и, пусть и не походил на куклу из «Маппет-шоу», черты его лица, казалось, находились не на своих местах. Лицо у него было более мясистое, чем у Джо Ди, и более эластичное, и когда Томми хмурился, что происходило каждые две минуты, уголки его губ опускались вниз, а за ними и остальные черты лица — нос, рот, глаза и щеки устремлялись к подбородку, будто их засасывало в водосток. Томми тоже похвалил мою бейсболку, потом заметил, что и на нем теперь «новая шляпа». Он объяснил, что сменил работу.

— Томми только что взяли на работу в «Шиа», — объяснил дядя Чарли, глядя на меня в зеркало заднего вида. — Начальником службы безопасности. Он там всем заправляет. Взять, например, сегодняшнюю нашу поездку. Томми нас бесплатно проведет.

Мы остановились в закусочной в Манхассете, чтобы купить сигареты и выпить чаю со льдом. Потом, вместо того чтобы ехать в сторону скоростного шоссе, мы завернули в «Диккенс».

— Кто еще едет? — спросил я, когда мы все уселись на табуретки у стойки.

Дядя Чарли посмотрел в сторону.

— Пат, — сказал он.

— Кто он? — поинтересовался я.

— Она, — поправил дядя Чарли.

— Пат — новая подружка твоего дяди, — прошептал Томми.

Мы ждали эту самую Пат. Меня не обрадовало, что к нашей компании присоединится женщина, и мне совсем не нравилось, что она опаздывает. Наконец она появилась со свистящим звуком, будто порыв ветра распахнул дверь и внес ее с собой. У нее были волосы цвета виски, ярко-зеленые глаза и веснушки, похожие на мокрые листочки, прилипшие к носу. Она была долговязой, как дядя Чарли, — тоже фламинго, только более женственный.

— Привет, ребята! — закричала она, швыряя сумочку на стойку.

— Привет, Пат!

— Простите, что опоздала. Пробки были невероятные. — Она закурила сигарету и оглядела меня сверху вниз. — Ты, должно быть, Джей Ар.

— Да, мэм. — Я вскочил с барной табуретки, снял бейсболку и пожал ее руку.

— Боже мой, боже мой. Настоящий джентльмен. Что ты делаешь с этими олухами?

Она сказала, что ей бы хотелось, чтобы у ее сына — моего ровесника — были такие же хорошие манеры.

— Мама в тебе, наверное, души не чает.

За десять секунд ей удалось найти самый короткий путь к моему сердцу.

На стадионе «Шиа» наши места были в трех рядах от «дома». Дядя Чарли и мужчины расселись, вытянув ноги, и стали знакомиться со всеми, кто сидел рядом. Дядя Чарли сказал мне, чтобы я не стеснялся, если мне будет нужно в туалет, только «запомни, где мы сидим, и не уходи надолго». Он заметил разносчика пива и помахал ему.

— Запомни, где мы сидим, — повторил он и разносчику, — и не уходи надолго.

— Ты за кого сегодня болеешь? — спросил Джо Ди у дяди Чарли.

— Я прямо не знаю. Душой я за «Метс», но поставил на «Филадельфия Бразерз Лаверс». А ты за кого, Джей Ар?

— Хм. «Метс»?

Дядя Чарли поджал губы и искоса посмотрел на меня, будто я сказал какую-то глупость. Он пошел позвонить, чтобы сделать ставку, и Пат развернулась так, чтобы видеть меня.

— Как поживает твоя мама? — спросила она.

— Хорошо.

— Она в Нью-Мексико?

— В Аризоне.

— О, ей, наверное, одиноко без тебя.

— Надеюсь, что нет.

— Поверь мне. Я сама мать-одиночка. Ей очень плохо.

— Правда?

— У тебя нет ни братьев, ни сестер, верно?

Я покачал головой.

— Значит, она там совсем одна! Но она пошла на эту жертву, потому что понимает, как много твои двоюродные сестры, брат, бабушка и дядя Чарли значат для тебя! Вы разговариваете с ней по телефону?

— Нет. — Я посмотрел на поле и почувствовал комок в горле. — Это слишком дорого, поэтому мы записываем кассеты и посылаем их друг другу.

— О, ей точно очень одиноко!

Я не буду беспокоиться о том, чего никогда не произойдет.

Вернулся дядя Чарли.

— На кого ты поставил? — спросил его Джо Ди.

— Я поставил десять раз на «Метс», — сказал дядя Чарли. — Я спросил у пацана — у него, похоже, интуиция.

Джо Ди посмотрел на меня круглыми глазами.

— Что значит десять ставок? — спросил я.

— Зависит от букмекера, — объяснил дядя Чарли. — Иногда одна ставка — это десять долларов, иногда сотня. Сечешь?

— Секу.

Дядя Чарли посмотрел на Томми и осведомился, все ли «улажено».

— Все «улажено», — сказал Томми, подтягивая штаны. — Вставай, пацан.

Я вскочил с места.

— Не забудь, — напомнил дядя Чарли, обращаясь к Томми, — его кумир — Сивер.

— Чаз, Сивер иногда несколько чопорный.

— Томми, — сказал дядя Чарли.

— Чаз. — Томми нахмурился.

— Томми.

— Чаз.

— Томми.

— Чаз!

— Это его кумир, Томми!

— Я высказал свое мнение, черт возьми, Чаз.

— Просто постарайся.

Томми нахмурился еще сильнее, чем хмурился до этого, и дал мне знак следовать за ним. Мы пошли вдоль рампы, проехали на лифте, миновали ворота и вбежали вверх по лестнице. Полицейский провел нас через металлическую дверь в темный туннель, похожий на сточную трубу. Впереди я увидел точку света, которая с нашим приближением увеличивалась. Томми напомнил мне, чтобы я не отходил от него, что бы ни случилось. Мы прошли через главный вход на яркое солнце, и там, повсюду вокруг нас, были нью-йоркские «Метс» 1976 года. Голубизна их формы слепила глаза. Оранжевый цвет бейсболок был как пламя. Невероятно. Этого просто не могло быть. Они были как механические ковбои-манекены в Рохайде.

— Вилли Мейз. — Томми подтолкнул меня. — Скажи привет парню по прозвищу Скажи Привет.

Он подобрал бейсбольный мяч, лежащий в траве, и подал его мне. Я сделал шаг в сторону Мейза и протянул ему мяч. Он подписал его.

— Видел бы ты его «кадиллак», — сказал Томми, когда мы отошли. — Ярко-розовый. Крутая штучка.

— Как у дяди Чарли?

Томми загоготал:

— Ага. Точно такой же.

Он подвел меня к Баду Харрелсону, Джону Матлаку и Джерри Кусману, которые стояли все вместе, опираясь на биты, будто это были ирландские трости. Я чуть не рассказал Кусману про правило дяди Чарли, но Томми как раз вовремя повернулся ко мне и представил меня комментатору «Метс», Бобу Мерфи, на котором была спортивная куртка, напоминавшая один из бабушкиных шерстяных платков. Мерфи рассмеялся вместе с Томми, вспомнив одно злачное местечко, в котором они оба бывали. Его голос обычно звучал из ящика, как и голос моего отца, и эта близость к нему сбивала меня с толку.