погладил я по туго обтянутым ягодицам мудрую подругу, — Если бы не ты со своей прокуратурой, то из-за моих забав давно бы уже вся советская родина погрязла в хаосе! И да, ты бы уже гардероб свой сменила, что ли! А то твоя шикарная задница в юбку уже не помещается! Ей богу, выглядишь сзади, как неприличная женщина! — вовремя сделал я замечание Клюйко, бережно положив ладонь на её живот.

Эльвира, уже занёсшая руку, чтобы стукнуть меня, вдруг передумала и задумалась на секунду-другую. Потом, вроде бы соглашаясь со мной, кивнула и направилась по коридору к лестнице. Как бычок на верёвочке, я двигался за ней, подстраиваясь под её плавный шаг.

Выйдя из райотдела и завернув за угол, мы подошли к неприметной бежевой «Волге». Через передние боковые стёкла я заметил средних лет водителя, а тех или того, кто находился сзади, мешали рассмотреть шторки.

— Садись! — указала глазами на заднюю дверь прокурорша, а сама открыла переднюю пассажирскую.

На заднем сиденье я увидел Григория Трофимовича Севостьянова. Эвон, как! В серьёзности московских намерений я и до этого не сомневался. Но то, что дед прибыл в наши палестины самолично, меня не на шутку удивило и напрягло.

— Здравия желаю, Григорий Трофимович! — на всякий случай не стал я называть деда генералом, — Рад видеть вас! — усаживаясь рядом, открыто улыбнулся я ему.

— Здравствуй, Сергей! — протянул мне свою сухую, но крепкую ладонь Севостьянов.

Пожав её, я мысленно выдохнул. И сделал это с искренним облегчением. Потому как не балуют генералы рукопожатием тех, которых настроены считать в чем-то виноватыми. И которых они в недалёком будущем планируют списать в утиль.

— Не даёшь ты, Серёжа, старику покоя! Года не прошло, а ты снова меня из моего кабинета сюда выдернул! — беззлобно укорил меня мой покровитель, — Покатай нас, Михаил! — похлопал он по плечу сидящего за рулём мужика.

Водитель, не проронив ни слова, завёл двигатель и тронулся, встраиваясь в поток автотранспорта.

— Прежде, чем про твои служебные дела начнём разговоры разговаривать, ты мне, Серёжа, про тех двух ребят расскажи! — негромко и проникновенно изрёк товарищ из ЦК, — Про капитана и про старшего лейтенанта, которые в Москву не доехали. Ты их упокоил? Как есть говори, мне это важно знать!

Я с удивлением, которое даже не подумал скрывать, сначала посмотрел в глаза деда. Потом поочерёдно на затылки Клюйко и молчаливого водилы. Затем снова остановил взгляд на изучающих меня глазах Севостьянова.

— Ты, их не стесняйся, говори! Михаил сюда со мной приехал, а Эльвира Юрьевна, насколько я знаю, человек тебе не чужой и зла тебе не желает. Ведь я прав, Эльвира Юрьевна? — спросил у скрытого подголовником затылка Клюйко партийный царедворец.

— Так! — не оборачиваясь назад, замороженным голосом подтвердила та.

— Итак, Сергей, говори, ты их под мордовскую насыпь спустил? — ничего не выражающим голосом повторно поинтересовался гэбэшный цековец.

— Нет, не я! — не моргая и не отводя глаз от зрачков Севостьянова, твёрдо и честно ответил я ему.

Григорий Трофимович, как мне показалось, минуту или больше сверлил меня своими глазами. Лицо его не выражало ничего. Ни недоверия, ни раздражения. Он просто смотрел и чего-то от меня ждал. Быть может, признания или даже раскаяния.

— Михаил, останови, мы пройдёмся! — наконец отвернувшись от меня, бросил он водителю, когда мы проезжали мимо городского парка.

Из машины мы вышли вдвоём, водитель и Клюйко остались в ней.

— Давай прогуляемся, ты не против? — проявив столичную вежливость, Севостьянов не дожидаясь ответа, взял меня за локоть и направил вглубь парка.

— С простатой у меня нехорошо, Серёжа. Доктор настоятельно рекомендует больше ходить. Впрочем, тебе этого не понять, молод ты, Серёжа! — отпустив мою руку, похлопал он меня по спине, — До неприличия молод!

— Вам бы, товарищ генерал на велосипеде покататься по лесным кочкам! — выдал я проверенный рецепт, — Ходьба, это, конечно, хорошо. Но она, если и поможет, то не простате, а сердцу. А велосипед, тот как раз для простаты! Каждый день и не меньше пяти километров! И, чтоб не по ровному асфальту. Рекомендую!

— А что, я к твоей рекомендации, пожалуй, что и прислушаюсь! — снова прихватил меня за локоть дед, — Мне один профессор то же самое посоветовал. Только не на велосипеде покататься, а на лошади. В Москву вернусь и начну кататься, пока погода позволяет!

Несколько минут мы прогуливались молча. Я чувствовал, что дед намеренно тянет паузу. Скорее всего, он ждёт, что я начну что-то объяснять или даже в чем-то оправдываться. Всё правильно, как учили его, так он и привык поступать. За долгие годы профессиональные привычки превращаются в колею и трансформируются в характер.

Раздражать заслуженного спецслужбиста легкомысленным и потому обидным молчанием, я не хотел. Поэтому начал сосредоточенно считать камешки у себя под ногами. Для того, чтобы выглядеть для собеседника очень серьёзно и очень озабоченно, это самый верный и лучший способ. На восьмом десятке разнообразных голышей дед сломался и притормозил меня.

— Твоих рук дело? — развернул он меня к себе лицом, — Я про тех капитана и старшего лейтенанта? Мне это знать надо! — старик сжал моё предплечье так, что я с трудом сдерживался, чтобы не выдрать из его клещей руку.

— Не моих! — глядя в серые зрачки Севастьянова, я как и прежде, был спокоен и на все двести процентов честен. — Меня на этот счет уже не раз местные чекисты пытали и проверяли, Григорий Трофимович! Не имею я к этим жмурам никакого отношения! Честное комсомольское!

Дед еще какое-то время пристально рассматривал мои светящиеся простодушием глаза, после чего довольно хмыкнул.

— Вот так всем и всегда отвечай! — прихлопнул он меня по плечу, — Я всё про это дело знаю! Почти всё. Но ты так себя и дальше веди! И неважно, кто будет спрашивать. Даже, если тебя будет спрашивать твой министр или Председатель Комитета! Есть такие темы, на которые ни с кем нельзя быть откровенным! Ни с кем! Понял меня?

Ухмылка сползла с морщинистого лица Севостьянова. Теперь на меня смотрел хищник. Старая рептилия со стылыми колючими глазами. Оценивающими, годный ли кусок мяса перед ней.

— Понял! — твёрдо ответил я, чтобы побыстрее уйти от неприятной для меня темы,. — Если раскаешься и признаешься, то меньше дадут. А не признаешься ни