"семейное сходство" обычно относится к людям, имеющим общее генетическое наследие. Буквальное семейное сходство, таким образом, является результатом общей генетики или более глубокой структуры. Если говорить об "играх" или "искусстве" в терминах семейного сходства, то это означает, что они разделяют некую скрытую неявную связь. Но описывать семейное сходство без установления глубинных связей - значит сначала предполагать наличие отношений, а затем и только потом интерпретировать различные качества как свидетельство общей принадлежности к категории. Например, писсуар в уборной, казалось бы, имеет общее семейное сходство с унитазами и другими сантехническими приборами, и можно перечислить общие качества этих предметов; но тот же писсуар, помещенный в галерею и считающийся искусством, казалось бы, должен иметь общее семейное сходство со скульптурой, выдвигая на первый план другие особенности произведения. При любой презумпции семейства или категории разные качества будут преобладать. В общем, описание чего-то как семейного сходства скорее предполагает, чем объясняет сходство. Взятые вместе, эти критические замечания указывают на серьезные недостатки использования семейного сходства в качестве способа построения научной категории. Политетическая классификация не лучше. Понятие политетического определения или классификации пришло от американского философа Мортона Бекнера, который, вдохновленный Витгенштейном, описал то, что он назвал "политипическими понятиями". Вместо монотетического класса с единым набором свойств или критериев для членства, Бекнер предположил, что совокупность индивидов может разделять гетерогенный кластер свойств, так что некоторые члены группы обладают, скажем, свойствами f1 и f2, а другие могут иметь свойства f2 и f3, и так далее. В политипической группе нет ни одного свойства, которым обладали бы все члены, и, как правило, ни один член не обладает всеми свойствами, определяющими принадлежность к группе. Если говорить в терминах сходства, то члены политипической группы не все одинаково похожи друг на друга.

Последующие теоретики расширили эту модель и переименовали ее в "политетическую классификацию". Ученые испытывали искушение использовать политетические определения для обоснования категории религии. Например, в одной из статей 1967 года были перечислены девять "характеристик, создающих религию", а затем утверждалось, что "когда достаточное количество этих характеристик присутствует в достаточной степени, мы имеем религию". Но в философии науки (за некоторыми исключениями) политетическая классификация в основном утратила свою популярность из-за ряда легко распознаваемых проблем.

Во-первых, политетические классы часто разлагаются на монотетические подклассы. Например, можно выделить подкласс религий, имеющих общие характеристики 1 и 2, и подкласс, члены которого имеют характеристики 3 и 4, но не имеют 1, и так далее. Но сама возможность этого говорит о том, что нет необходимости выделять политетический большой класс. Следовательно, само понятие чего-то как политетического класса вместо этого может показаться, что то, что выглядело как одна категория, на самом деле является группой различных, но самосогласованных монотетических видов.

Во-вторых, если мы разделим эти монотетические подклассы, то часто увидим, что они сами применяются асимметрично. Иными словами, политетические характеристики сами часто являются политетическими. Например, третья из перечисленных характеристик религии - "Ритуальные действия, сосредоточенные на священных объектах".

Но "ритуал" сам по себе оказывается политетическим классом: в конце концов, что общего между церемонией бракосочетания, рукопожатием, жертвоприношением у костра Хома, забоем свиней в Новой Гвинее, тостом при употреблении пива и речитативом Каддиш, если не считать того, что все они называются "ритуалами"? Чтобы охватить все свойства, необходимые для того, чтобы вещь называлась ритуалом, может потребоваться создание еще одного вложенного политетического класса. То же самое можно сказать и о "священном". Таким образом, политетическое определение религии распадается на дальнейшие категории, требующие еще более запутанных политетических определений.

В-третьих, понятию политезиса не присуще ничего, что позволило бы определить, сколько различных свойств должно быть у человека, чтобы быть членом той или иной категории. Сколько из девяти "характеристик религии" необходимо для того, чтобы что-то считалось религией?

В-четвертых, большая часть того, что мы хотим делать с категориями, связана с созданием обобщений или проецированием свойств. Например, предполагается, что если сказать, что какая-то вещь является "птицей", то это приведет к проецируемым свойствам (например, что у нее есть перья, она откладывает яйца и так далее). Но, похоже, нет никакого соотношения для способности к обобщению по политетическим классам. Если что-то обладает свойствами f1 и f2, это не значит, что все члены класса обладают этим свойством. Действительно, само размыкание или дизъюнкция, подразумеваемая необходимостью обращения к политетическому классу, казалось бы, подрывает представления о проецируемом наборе свойств. Члены политетической категории по определению не разделяют никаких конкретных необходимых свойств, кроме принадлежности к категории. Поэтому можно было бы сказать, что "религии этичны", но если религия - это политетический класс, состоящий из членов с множеством различных свойств, то нет никаких оснований утверждать, что любое утверждение о "религии" обобщается на все религии. Хотя я предлагаю решение в главе 4, сами по себе политетические таксономии скорее подрывают, чем поддерживают обобщения. В этом отношении политетические классы, похоже, лишаются того, что должно было сделать их полезными с самого начала.

Наконец, что особенно важно, формулировка политетического определения требует наличия заранее установленной группы. Ученые, похоже, должны предположить, что объединенные индивиды являются членами одного класса, прежде чем выяснять, какие свойства они гетерогенно разделяют. Опять же, подобно концепциям семейного сходства, политезис предполагает то, что он пытается объяснить.

В итоге, если семейное сходство может работать как характеристика лингвистической категоризации, то для реконструкции объектов дисциплинарного исследования оно не подойдет. Понятие сходства слишком расплывчато, чтобы обосновать концепцию; попытка начать с прототипа лишь отодвигает проблему; и даже понятие семейного сходства или особой "открытой концепции" предполагает, а не эксплицирует рассматриваемую категорию. Политетические определения оказываются еще хуже: они скорее постулируют, чем эксплицируют себя; они неизбежно разлагаются на дальнейшие политетические категории; они не могут ответить, сколько политетических признаков необходимо для того, чтобы составить класс; и они не дают обоснования для обобщений. В самом деле, можно привести те же аргументы против понятия открытой текстуры Харта в теории права и понятия существенно оспариваемых концепций Галли в политической теории, которые являются вариациями на тему одного и того же виттгенштейновского инсайта.

При всем этом есть что-то правильное в понимании того, что многие категории состоят из свободных кластеров атрибутов; проблема в том, что ни прототипы, ни семейное сходство не могут объяснить, как закреплены соответствующие категории (альтернативный вариант см. в главе 4).

Заключение: Кризис легитимации

В широком смысле гуманитарные науки переживают то, что Юрген Хабермас называет "кризисом легитимации" - катастрофу самооправдания, возникающую, когда "социальная система допускает меньше возможностей для решения проблем, чем необходимо [для ее] дальнейшего существования". Я думаю, это относится к нашей теме,