– Да не буду, баб, что ты все его прячешь от меня?

Баба Тома не ответила. Взяла с тумбочки тетрис, положила в карман халата и вышла из комнаты.

Вкралась в спальню – плотно закрыла за собой дверь, осмотрелась (как будто кто-то мог прятаться за шторой!), достала тетрис из кармана, а потом…

А потом она пришла в себя в три часа ночи.

– Пусть Сонька с утра кашу варит, – зевнула баба Тома и поскребла ногтем крышку некогда подозрительного агрегата.

Теперь она часто думала – как вообще могло такое произойти? Все пыталась восстановить в памяти тот день, когда она случайно впервые запустила игру…

* * *

Вот летит куб, баба Тома смотрит на него и не понимает, чего тут интересного. Куб с хрипом падает на дно. Появляется буква «г» и устремляется вниз – сейчас встанет дыбом, – некрасиво, неправильно!

Баба Тома – ярая ревнительница порядка – внезапно понимает, что не может дать этому случиться. И наугад давит на большую кнопку.

О, чудо! – фигура перевернулась. Теперь она ляжет аккуратно. Баба Тома довольно хмыкает, кладет тетрис на комод и отходит к столу, чтобы стереть с него пыль. «Игра в кубики! Что за чепуха». Она стоит, насупившись, и на лбу ее мелькает морщина-стрелка – всякий раз, когда за спиной, в тетрисе, с хриплым писком падает фигура.

– Да замолчи ты! – наконец не выдерживает она и бросается к тетрису.

На его экране уже кривая башня до потолка. Баба Тома хмурится и запускает игру снова. Теперь она жмет на все кнопки и видит, как загогулины-кривулины вертятся от ее прикосновений, ходят то вправо, то влево. А что будет, если собрать прямую линию? Баба Тома вставляет фигуру точнехонько в просвет и… Ряд стирается!

– Нет, ну это уже вообще никуда не годится! – возмущается баба Тома и снова бросает тетрис в ведро.

Но уже через пару минут достает обратно.

Сколько стертых рядов спустя она поняла, что ей по-настоящему весело? Через сколько тайных ночей узнала, что, когда играешь – забываешь свою тоску? Сонькины обиды, утомленная дочка в городе одна, оголтелое время. Хоть на несколько минут – летишь поверху ласточкой, щелк-щелк – движутся кубики, щелк-щелк – левая кнопка стала заедать, щелк-щелк – Соня не знает, что ее бабушка поделывает. А как в таком признаться? Это все равно, что сказать: «Замогильный неплохо поет».

* * *

Был субботний полдень, а баба Тома уже расправилась с делами. «Носок довязала, тесто отдыхать поставила. Теперь и мне отдохнуть пора! Пока Сонька во дворе, улучу минутку». Она взяла с внучкиной тумбочки тетрис, и тут случилось странное. Баба Тома еще не успела включить его, а «Калинки-малинки» уже запищали.

– Фу ты, ясно море, – пробормотала она, – может, я уже умом тронулась?

Но скоро поняла, что звуки доносятся со двора. А когда выглянула в окно, увидела: на лавочке сидит Соня, вокруг нее толкутся ребята, заглядывают через плечо, галдят. А Соня держит в руках… тетрис. Совсем другой тетрис – новенький, черный, блестящий. Кнопки тоже желтые – но как-то выпяченно, нарочито желтые.

– Поди не западают, – зачарованно прошептала баба Тома.

И тут заметила: к Соньке идет Олег – каждым шагом будто хвалится, а зеркальные очки на заляпанном воротнике ослепляют злыми зайчиками.

– Ну, Софэ? Как тебе экземпляр?

Соня подняла голову. Ребята вокруг притихли.

– Хороший, – спокойно сказала она. – Игр больше, чем у моего. И гоночки, и змейка…

– Ну а то! Батек бурды не купит! – Олег даже покраснел от гордости.

«Наверное, тоже ждет своего “батька” днями и ночами, пока тот в городе бизнесами вертит…» Морщина-стрелка на лбу бабы Томы дрогнула.

– Но я не только в гоночки могу! Я и в тетрисе чемпион. Сразимся? Не волнуйся, фору дам: на моем играть будешь.

– Не буду. – Соня улыбнулась: – Зачем мне это? Да и вообще, мой тетрис мне больше нравится. Он какой-то… Уютный, что ли. – Она вернула черный агрегат Олегу.

Тот нахмурился, скис. Потом пожал плечами, развернулся и пошел.

– Эй! Стой! А кассета?

Соня крикнула так громко, что баба Тома дернулась и едва не снесла с подоконника кактус. Чуть не выдала себя!

– Какая кассета? – Олег повернулся.

– Не дури. Кассета Цоя – я тебе дала послушать. За тетрис.

– Послушать? – Олег ухмыльнулся, водрузил на нос зеркальные очки, покрутил, прицелился – и солнечный зайчик ослепил Соню. – Ты насовсем отдала. Забыла?

Соня побелела:

– Верни кассету!

Баба Тома не успела среагировать – слишком быстро все произошло: ее сладкая булочка, ее маленькая «кудряшка» изменилась в лице, вытянулась струной, прыгнула, вцепилась в мальчишью джинсовку, зеркальные очки упали на траву. Ребята закричали, бросились разнимать…

– Это батины очки, не тронь!

– Оно и видно! На мелкой башке твоей не держатся!

Баба Тома спешно пыталась натянуть кофту поверх халата, чтобы выбежать наружу, прервать нелепое сражение, но не успела – все завершилось без нее. Ребята оттащили Соню и крепко ухватили ее под горячие злые руки. Похоже, она поняла, что выбить дух (и кассету) из пацана не удастся, и замерла, задумалась. А потом выдала:

– Ровно в девять вечера. На этой самой лавке.

– Это что, стрелка?

– Нет. Дуэль, – Соня прищурилась: – дуэль в тетрис. Ты же сразиться хотел? Проиграешь – кассету вернешь.

– А если выиграю?

Соня прикусила губу, замялась:

– Если выиграешь… кассета твоя.

– Она и так моя! Если выиграю – подаришь мне свой облезлый аппарат. Так-то мне второй тетрис не нужен. Но и конкуренты тоже не нужны. Уговор?

Соня замолчала. Баба Тома замерла. Неужели внучка согласится? Поставит на кон скрипучую коробочку, полную кубиков-чудес, – и все ради какого-то «Замогильного»?! Молчи, Соня, ну что ты, Соня, остановись, Соня…

– Уговор.

* * *

На печи бурлил суп, внутри бабы Томы бурлили страсти.

– Соня, давай я сама.

Внучка молча продолжила резать морковь.

– Соня, может, пойдешь… поиграешь?

– Нет.

Внучка со всего маху тяпнула ножом луковицу. Баба Тома вздрогнула и поняла: Соня бурлит не хуже, и в ней плещется такое варево, что страшно попробовать – огненное, юное, злое… Слезово-соленое. – Соня!

– Это лук.

– Не ври мне.

– Я не вру! – выкрикнула Соня и схватила из чашки картофелину. – Я! Не! Вру! – На каждое слово Соня врубала нож в клубень, и неровные куски разлетались в стороны.

– Сонь… – Баба Тома собрала кусочки в миску, повозюкала по столу тряпочкой, вздохнула и решила признаться: – Я все видела. В окно.

Внучка ничего не ответила, и баба Тома нахмурилась – она ожидала, что варево выплеснется.

– Послушай, Соник, если ты этому Олегу перемазанному проиграешь…

– Я! Не! – Ножик яростно кромсал картошку: –