— Подрос, — фыркнул Вертихвост, — сучёнок.

Мэдмакс не ответил, стараясь не сбивать дыхания.

Подход, удар, отступить.

Бойцы пробовали друг друга, как надкусывают мясо в незнакомом месте, проверяя вкус. Поострее, посоленее, чуть горячее…

Всплеск ножа, обманный, вниз, вверх и вбок. Мэдмакс отскочил, выгнув спину, махнул тесаком, защищая отход. Звякнуло, Вертихвост не пошел добивать, утек назад.

«Нравится? — спросил глазами Мэдмакс, — нравится…»

Глаза Вертихвоста ответили, сощурившись. Мастер, немного поняв бывшего ученика, входил в боевой режим, давно отставленный в сторону — долгого и хитрого боя. Самоуверенности уже не было.

— А она билась, — выдохнул Вертихвост, — пыталась выжить.

Мэдмакс сплюнул, не заботясь — куда попала слюна. Все равно.

— Не? — Вертихвост оскалился. — Ишь, как подрос наш говнюшонок.

Мэдмакс не велся, не кидался убить, исполосовать и накромсать ломтями. Это сейчас неправильно и ненужно, надо быть осторожнее, он в ответе не только за свою жизнь.

Блеск, выпад, удар, скрежет, мягко раскиданный песок прячет в себе шаги. Эти двое танцуют под солнцем, выжидая и выматывая.

Солнце перло в зенит, жгло все сильнее, заставляло щуриться, моргать, сдувать пот. Толпа вокруг начала тихо и мерно гудеть шепотками, недоверием и неожиданным пониманием. Да, бывшие свои, а вы как считали, что Пёс остался собой? Пса больше не имеется, а вот Мэдмакс вот он, перед вами. И он больше не охранник, каратель или телохранитель.

Мэдмакс замер, вдруг поняв одну простую вещь: Вертихвост, чуть сдав, не успевает за ним. Или он сам, привычно и неожиданно одновременно, стал куда быстрее. И дело даже не в опыте, полученном за последние годы, опыте, настоянном на своих крови и шрамах, полученных от когтей, клыков и стали детей Полуночи. Дело в том самом, что пряталось внутри и о чем так долго-нудно вещал порой Доцент.

В мутации. Полезной и нужной, сделавшей его сильнее, быстрее и выносливее, мутации, прорезавшейся к двадцати годам и позволившей стать лучшим в Братстве. Хотя бы даже только в их отряде.

А раз так…

Мэдмакс подпустил Вертихвоста ближе, позволил заметить открытый правый бок, разрешил наметиться в печень, скрыл начала ухода и, развернувшись на крохотном пятачке, оставленном себе, ударил совершенно невозможно — заведя спинку тесака за шею врага и самым кончиком полоснув по горлу. Только кончик был острее скальпеля.

Вертихвост сломался, споткнулся, выдохнул хрип, плюнул тут же вскипевшей кровью. Мэдмакс оказался сбоку, вывернул его руку и всадил его же собственный нож прямо туда, куда Вертихвост метил ему. В печень. И отступил.

Бывший учитель, хлопнувшись на колени, открывал-закрывал рот, левой ладонью пытаясь унять кровь, бледнел, хрипел и заваливался.

— Страшно? — спросил Мэдмакс, оказавшись перед ним. — Страшно умирать, сволочь? Бойся, гнида, как она боялась. Никто тебя не заштопает.

Ударил ногой по ручке ножа, вогнав тот еще глубже. Хрустнул пальцами, вцепившись в красно-скользкую шею, уставился ему в глаза. И сказал давно жданное:

— Сдохни, тварь!

Вертихвост, закатив глаза, упал набок. И умер.

— А ты боялся, братец… — улыбнулся Белый, сидя в кузове сзади и рассматривая молчащего Мэдмакса.

Завод, Маслёнка и прошлое оставались за спиной. Бывшая благодетельница ушла сразу, как Вертихвост умер и больше не появлялась. Рэд и тот парняга, сделавший ставки на Мэдмакса, знатно выиграли, но сам отряд получил даже больше — Маслёнка данное слово всегда держала.

— Нужно ждать дерьмеца под вечер, — буркнул Мэдмакс, — думаю, что…

— Думаю, что Ёж с Бесом не зря отстали с час назад, братишка. — Белый подмигнул, — мы не пальцем же деланные, не первый день на свете живем.

— Тоже верно. Рэд?

— А?

Красноволосая, ехавшая сбоку от мерно пылящего по грунтовке грузовичка, оглянулась. Вся из себя довольная и еще больше улыбающаяся.

— Где моя половина?

— За что?! — удивилась Рэд.

— За выигрыш и за ставку, что ты сделала. У Маслёнки даже обычные работяги позванивают серебром, ты же кругляшей сто взяла, не меньше.

— Я?!

— Ты-ты. — фыркнула Кошка, наконец-то показавшаяся.

Сразу после боя Мэдмакс даже немного испугался, глядя на неё. Кошка, белая как мел и закостенелая, обняла его и не отпускала, долго… минут пять, не меньше.

И, вот прямо до этого самого момента, молчала всю дорогу. Почему-то казалось, что на привале стоит поговорить. Недосказанностей Мэдмакс не любил, с женщинами предпочитал честность, а Кошка в любви к нему вроде бы замечена не была. Вернее, дружила, помогала, спасала, но никогда раньше не была вот такой, как совсем недавно на Заводе.

— Гони монету, рыжая.

— От рыжей слышу, — оскалилась Рэд, — нос не суй.

— О! — сказал Белый. — Ща бабы подерутся.

— Мужлан! — возмутилась Кошка.

— Козел, — констатировала Рэд, — как и все мужики.

Мэдмакс кашлянул, все оглянулись на него. Жест пальцами, трущимися друг о друга, заставил Рэд смотреть в сторону, вздыхать и делать вид, что она тут не причем.

— Двадцать.

— Чего двадцать?

— Процентов. Ты морально получил, тем более, друже, ты совершил праведную месть, как поняла из трепа местных.

— Половину, говорю, красавица.

— Сорок.

— А давай, — согласился Макс, — сорок, так сорок.

— Он же не любит торговаться, — хохотнула Кошка, — повелась, а-ха-ха.

Рэд не ответила, стукнула коня каблуками и упылила вперед, в дозор.

— Макс, — позвала Кошка, — ты…

Белый, странно кхекнув, отправился к кабине. Тамбур, соединяющий пятиместку с кузовом, скрипнул под ним и Мэдмакс оказался наедине с врачом.

— Ну?

— Ты прости, я…

— Не ожидал, — Мэдмкс пожал плечами, — даже вот не думал, что ты ко мне…

— Чего я к тебе? — она вспыхнула. — Ну, дурак. Ты ж мне на самом деле, как брат, Макс. Я испугалась.

Теперь Мэдмакс удивился сильнее:

— Ты сколько раз меня штопала? А последний… Нога, слушай, совсем хорошо работает. Блин.

— Доцент прав, — она кивнула, — он вообще всегда прав, а в твоем случае нужно просто немного разобраться. Штопала? Так то тебя то привозили, то сам приходил, результат налицо, но точно живой. А тут, ну, испугалась же. Дядька серьезный, ты в начале никак раскачаться не мог. Соматическое.

— Что?

— Он тебя учил, — Кошка уставилась на него с жалостью. — Ты его ненавидел, любил и боялся одновременно. Думал, что будет как раньше, а раньше этот Вертихвост, наверное, валял тебя как хотел.