– Что случилось?

– У одного из горилл Шрайбера напрягся палец на курке. Я уловила изменения токов в его кисти и сняла его.

– Он мертв?

– Нет, но ему потребуется новая механическая рука. Может быть, и нога тоже.

– Спасибо.

– Рада стараться.

– Признаки погони?

– Никаких, хотя Шрайбер потрясает кулаком и швыряет в меня избранными образчиками голландских проклятий. Хочешь, переведу лучшие?

– Нет, спасибо, – улыбнулась я, – пожалуй, обойдусь.

– Очень жаль. – В голосе корабля явственно различалась усмешка. – У него чрезвычайно красочный словарь.

Следуя указаниям механика, я обогнула горы мусора и, пройдя через кладбище кораблей, вышла к разбитому судну незнакомой конструкции. Нод стоял в трещине корпуса. Пальцы-лепестки одного из лиц поманили меня внутрь.

– Отличная находка, – сказал он.

– Стержень?

– Лучше.

Нод провел меня под низкими потолками в камеру в форме лоханки, в которой стояло что-то похожее на оплавленный железный слиток.

– Вот, – сказал он.

Я, неудобно пригибаясь, обошла вокруг.

– Что это такое?

– Принтер.

– Принтеры у нас есть.

– Таких точно нет. Старый, старый проект. Печатает горючее.

– Из чего?

– Из всего.

– То есть, если набить мусором один из отсеков челнока…

– Он напечатает много стержней. Никогда больше не нужно будет дозаправляться. Просто добавь нового вещества, когда кончится запас.

– И почему же никто до нас его не ухватил?

– Это старая технология. Сомнительно, чтобы люди поняли, что это.

– А ты знаешь?

– Драффы тысячелетиями служили механиками. На всех кораблях. Знаем все оборудование.

Я, наклонившись, обняла его за ближайшую к себе шею.

– Нод, ты гений.

– Только одна сложность, коммодор.

– Какая же?

Два лица Нода качнулись из стороны в сторону.

– Достать его отсюда целиком.

Он говорил дело. Принтер неизвестной цивилизации весил не меньше тонны. А нам надо было его не только извлечь, но и избежать внимания других старьевщиков. Я была уверена, что, увидев нас с этим предметом, они тотчас заинтересуются.

– «Собака» над нами. Кто вздумает мешать – пожалеет.

Нод повесил голову:

– Не утешает.

– Почему? Ты же знаешь, на что она способна.

– Она способна убивать. Не хочу стоять рядом с теми, кого она убивает.

Я вызвала с челнока грузовую платформу, и мы загрузили на нее принтер. Нод, упираясь четырьмя ногами и действуя остальными двумя, неожиданно показал себя могучим грузчиком.

Мы уже заканчивали, когда нас окружило трио старьевщиков. Я готова была увидеть Шрайбера с присными, но эти трое были незнакомыми. Двое мужчин, все в тату и пирсинге, с голой грудью, в замасленных полукомбинезонах. И женщина. Бесспорно, мужики – мускулы, а голова тут она. Моего языка она не понимала, но чего хочет, было ясно из тона и жестов. Мы выловили что-то в завалах мусора: что именно, она не знала, но, раз мы сочли его ценным, решила наложить на него руки.

Принтер стоял на антигравитационной платформе, готовой взмыть к кораблю. Старьевщики-мужчины были вооружены стальными топорами, а женщина – плазменкой из армейских остатков. Она была ярко-рыжей, с грубо наколотым на лице зигзагом молнии, и носила старую пилотскую куртку, наводившую на мысль, не состояла ли она в команде одного из застрявших здесь кораблей. Может, была капитаном, как я, а двое дуболомов рядом с ней – ее служба безопасности.

Обернись жизнь по-другому, это я могла бы оказаться на ее месте, добывая себе кусок хлеба ролью королевы всепланетной свалки. Если вспомнить цели Мраморной армады, можно было увидеть в этой женщине воплощение будущего – не только моего, но и всей человеческой расы. Лишенные выхода в космос, мы должны будем крысятничать в стенах стерильной империи флота, подбирая крохи великой в прошлом технологии, бросаясь на все, что блестит.

Женщина, кривя губы, что-то сказала и повела стволом плазменки. Мужчины по обе стороны от нее крепче сжали тяжеловесные колуны. Намек был ясен: отдайте добычу или умрите. Беда в том, что, послушайся я, сама бы здесь застряла наравне с ними.

На секунду я задумалась, не вызвать ли корабль. Но «Собака» опустилась на грунт, чтобы принять челнок и дождаться нас. Мы умрем раньше, чем она достигнет высоты, с которой можно обстрелять этих придурков заградительными орудиями. Я представила, что бы сделала на моем месте Альва Клэй. При мне был ее пистолет. Я без колебаний подняла его и выстрелила женщине в лицо. Двое других метнулись в стороны. Одному я попала в ляжку, другому – в грудь. Пока они корчились на земле, я медленно развернулась по кругу. Обводя стволом груды хлама, я заметила шмыгающих прочь мусорщиков. Не знаю, старьевщица ли оставила их в засаде или это прятались просто любопытствующие. Ручаюсь, среди них были дети, но это ничего не меняло.

Я подстегнула их, пальнув поверх голов, и кивнула Ноду:

– Давай-ка убираться отсюда, пока можно.

На подходе к «Злой Собаке» у меня начали дрожать руки. Я предоставила Ноду с отпрысками разгружать новый принтер, а сама сбежала в каюту, где меня стошнило в раковину.

Утирая губы кулаком, я поймала свое отражение в зеркале. На меня смотрела незнакомка. Знакомая мне Сал Констанц не способна была так просто убивать. Я вспомнила, на какие ухищрения шла, чтобы пощадить претендовавших на мой корабль угонщиков с Сиколы, и как мучилась, когда пришлось убить отца нашего Престона в Галерее, – во времена, когда в мире был смысл и моральные терзания еще не представлялись непозволительной роскошью. Лицо, смотревшее на меня из зеркала, принадлежало закаленной женщине. Та теряла дорогих ей людей, принимала жесткие решения и сжигала мосты. Пока рядом была Альва, я во всем, что требовало применения силы, полагалась на нее. Но ее не стало, и мне пришлось взять инициативу на себя. Я не мучилась над выбором, а просто поступила, как поступила бы она, и сама позаботилась о своем спасении. Защищая и свою жизнь, и Нода, я исполняла долг командира. Так почему же у меня внутри так пусто, словно я лишилась значительной части самой себя?

Я повалилась на койку и свернулась в позу зародыша.

Моя прапрабабка по материнской линии София Никитас, основывая Дом Возврата, искренне желала помогать людям. Вдохновленная пропавшими очажниками, она организовала спасательную службу в космосе, с девизом: «Жизнь превыше всего».

В чем же дело? Оттого ли эта немота во мне, что я исказила цели несуществующей уже организации, или я просто чувствую, что каким-то непростым образом подвела прародительницу? Я издавна привыкла мерить свою жизнь по ней, а выстрелив в лицо незнакомки, словно бы отказалась от ее примера. И при этом, наперекор всему, где-то во мне таилась ужасная гордость за содеянное.