Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ангеликаа отправилась к своей подруге Юлии.
– Что с тобой? – спросила Юлия, – на тебе лица нет.
– Я хочу, чтобы ты меня подстригла. Сейчас, знаешь, до плеч модно.
– Ты ведь говорила, что царь тебе не велел стричь волосы никогда, – испуганно сказала Юлия.
Ангелика расплакалась. Сквозь слезы она с трудом выговорила:
– Они там все такие расфуфыренные.
– Им заняться больше нечем. Это их работа. Ты не такая.
– Я хочу быть такой. Я хочу ни о чем не думать, ни о чем не заботиться…
– Что с тобой?
– Мой Костас любит таких, как они. С ними легко. Ему не нужна такая, как я. Не хочу больше так жить… Юлия, в нем вся моя жизнь, понимаешь? Он сердце мое променял на «Радость-люкс».
Юлия поплакала вместе с Ангеликой, потом вытерла слезы и твердо сказала:
– Я не стану стричь тебе волосы. Я хочу, чтобы ты осталась со своим царем.
Костас все реже бывал дома, а когда приходил, обязательно устраивал скандал.
В один из теплых вечеров Ангелика возвращалась домой из хлебной лавки. Она не спешила и шла, погруженная в свои горькие мысли, с трудом сдерживая слезы.
Вдруг она почувствовала, что идет не одна.
Ангелика оглянулась. Рядом с ней шел царь.
Ангелика не остановилась и ничего не сказала. Разве жизнь перескажешь? Заговорил царь:
– Он всегда был таким. Ты просто не знала.
– Как же мне теперь жить?
– Ты можешь уйти от него и устроить свою жизнь заново. Я дам тебе разрешение на это. Ты будешь счастлива, а Костас просто растратит самого себя и погибнет.
Ангелика молчала.
– Есть другой путь. Простить его. Так ты его спасешь. Подумай!
Ангелика остановилась:
– А я? Я чего-нибудь стою? – она посмотрела в глаза царю и горько сказала:
– Я хочу спросить у тебя, государь. Чего я не сделала для тебя? Все, что у меня было – это Костас. Хоть что-нибудь может быть моим? Хоть что-нибудь…
Ангелика опустила голову и медленно пошла дальше. Царь молча шел рядом с ней, и почему-то шорох гальки под его ногами умилил ее сердце.
Ангелика вздохнула и тихо сказала:
– Я никогда не простила бы его, поверь. Я сделаю это только потому, что тебе дорог этот человек. Если его спасение в моих руках, я спасу его. Для тебя.
Царь с восхищением посмотрел на маленькую женщину и сказал:
– Ты спросила, чего ты стоишь? Я отвечу тебе. Когда-нибудь я прощу твоим детям то, что не смогут простить им другие, и то, что смогла простить ты моему неразумному Костасу. И всякий, кто дорог твоему сердцу, будет дорог моему. Твое дыхание станет моим дыханием, и твое сердце станет моим сердцем. И все, чего ни попросишь ты у меня, я дам тебе. Жизнь – она долгая. И сегодняшняя боль пройдет, только не расчесывай, не терзай рану. Не оглядывайся назад.
– Хорошо, государь. Но пока, за этой болью, я даже не могу порадоваться твоим словам. Я просто верю, как, впрочем, и всегда верила.
Костас в это время сидел с приятелями в «Радости-люксе».
В просторный зал вошел бедно одетый пожилой человек. Это был Назар. Он смотрел на яркие огни, на девиц в полупрозрачных платьях, угощающих посетителей коктейлями. Девушки буквально плыли по залу и разговаривали с посетителями полушепотом.
Костас, стоя возле стойки, свысока поглядывал на посетителей и, увидев Назара, рассмеялся:
– Что, дед, отдохнуть решил? Расслабиться?
– Да, сынок, расслабиться, – прошепелявил Назар, почти не размыкая губ, стесняясь дырки от выпавшего на днях переднего зуба.
– А деньги у тебя есть? – смеялся Костас.
– А за что платить-то? Здесь же все «полу…»: полумрак, полуголые, полушепот…
Назар огляделся. Он искал своего сына Эмиля. Наконец, увидев его в компании двух девушек, двинулся в их сторону.
Эмиль увидел отца и попросил девушек исчезнуть.
– Отец, я верну тебе деньги, не волнуйся, – прошептал Эмиль, подскочив к отцу.
– А я не за деньгами. Я сам с деньгами. Ну? Чем радуют народ в вашем «Радости-люксе»?
– Бать, ты что? – оторопел Эмиль.
– А что мне твои «чтоки»? Вся жизнь моя куда ушла? Жена, дети, семья… Все для семьи.
– Бать, ты что?
– Заладил. Что я в жизни видел? Эй, там, неси мне коктейлю твою!
Подплыла девушка с подносом. Эмиль схватил отца за рукав и потащил к выходу. Отец кричал:
– Всем можно, а мне нельзя? Я что, не мужик?
Эмиль тащил отца мимо Костаса. Назар вырывался и, стараясь перекричать музыку, с приплясом пропел:
Хоть в семье моей развал,
Хоть война, хоть тарарам,
В «Радость-люксе» я залью
Эту жизню вечную-у-у…
Назар и Эмиль, обнявшись, вышли из заведения. За спиной они услышали:
– Этих сюда больше не впускать!
На улице Назар, всхлипывая, просил сына:
– Дай слово, что ты больше никогда не пойдешь сюда.
– Обещаю тебе, отец.
– А знаешь, сынок, почему мне помирать не страшно?
– Ну и почему же? – рассмеялся Эмиль.
– Потому что я не все в жизни видел. Гадостей многих не видел и на сердце лишний мусор не наваливал.
Так, обнявшись, и шли они по ночной пустынной улице: отец и сын.
Ангелика подходила к дому. Вечерний ветерок трепал ее волосы, в которых отражался свет луны.
Навстречу Ангелике вышел из дома Костас. Сегодня он раньше обычного покинул злачное заведение и выглядел растерянным.
– Откуда ты так поздно? – спросил Костас, – у тебя кто-то есть?
– Да.
– Ты не можешь от меня уйти.
– Могу.
У Костаса дрожали руки, он сказал:
– Прости меня. Я никогда больше не пойду туда. Обещаю. Я умру без тебя.
– Я знаю.
Ранним туманным утром в порт главного города страны вошло торговое судно.
С мостика смотрел на берег в подзорную трубу человек в капитанском мундире и бубнил себе под нос:
– В каком месте он может быть?
На капитанский мостик поднялся старик с боцманским свистком и спросил:
– Что делать нам с командой?
– Пусть под замком сидят и не рыпаются, а если шум поднимут, долго не думай.
Капитанский китель был на старом кровожадном пирате, а настоящий капитан судна со всей командой, связанные по рукам и ногам, были заперты в трюме.