Ничего не произошло.

– Невероятно! – В кабинет вошел его секретарь. – Позови кого-нибудь из техподдержки или ту женщину, которая говорит, что умеет общаться с компьютерами, и пусть починят эту хреновину. – Он перевел взгляд на компьютер, а потом обратно на секретаря. – Что?

– Вы балансируете на одной руке, сэр, – ответил секретарь. – И оставляете следы ногами на потолке. Уборщики опять будут жаловаться.

– Ой, ну да.

Габбинс спрыгнул вниз, и секретарь закатил глаза.

– В любом случае, сэр, заседание Правления перенесено. Оно состоится сегодня после заката, в экстренном порядке.

– Ладно, – вздохнул Габбинс и оторвал одну ногу от пола. Затем поднялся весь, оставшись стоять лишь на одном пальце руки. – Вот же дерьмо, а не компьютер!

– А поэтому, министр, вам и нельзя в Австралию! – рявкнул Конрад Грантчестер. – Вы там погибнете, и это случится на людях, в беспорядке, на глазах у всех репортеров. – Он нажал на кнопку, и на большом проекционном экране появился следующий слайд. На нем было много красного, но внимание министра привлекли зеленые точечки. – Вы нажили себе врагов среди весьма влиятельных людей. И этих тварей они держат как домашних животных. Видите эти острые частички? Видите? Так вот, они должны войти в эти мягкие частички, чтобы мягкие частички вышли наружу, а уже мягкие частички, министр, не должны были выйти из вашего желудка. – И, не обращая внимания на слезы, Грантчестер продолжил: – Правительство, народ и Шахи желают, чтобы мягкие частички остались в вашем желудке. И поэтому вы не полетите в Австралию.

С этими словами он поднялся и, преследуемый сгустками чернильного тумана, торопливо зашагал прочь из темного зала совещаний.

– Ему нужно еще несколько минут, – сказал Грантчестер помощникам министра, с неловким видом стоявшим в коридоре. – Джоан! – позвал он секретаря, которая сидела позади них. – Отправь кого-нибудь вытереть рвоту, пожалуйста. И кто там следующий?

Джошуа Экхарт шагал по длинному тусклому туннелю. На плитку капала вода, пол зарос толстым слоем плесени. Резиновые галоши хлюпали, погружаясь в воду по щиколотку. Сверху мигали люминесцентные светильники, точнее, то, что от них осталось. За Экхартом тащилась миниатюрная женщина в фиолетовых бахилах и фиолетовом же дождевике. Она с угрюмым видом несла папку, завернутую в пищевую пленку. За ней шагало двое мужчин в фиолетовом, которые держали обтянутые пленкой пистолеты.

Наконец, они подошли к массивной двери, связанной полосками из латуни, свинца и меди. Экхарт надавил руками на пластину по центру и почувствовал, как она нагрелась под его ладонью. Вокруг его пальцев на металле появились маленькие пузырьки. Раздался шум гидравлических механизмов. Дверь распахнулась, вжавшись обеими половинками в стену. Экхарт уже собирался шагнуть вперед, когда секретарь похлопала его по плечу.

– Ладьи созвали экстренное заседание Правления, сэр, – сообщила она, держа водонепроницаемый мобильный телефон. – Пятнадцать минут после заката.

– Хорошо, – вздохнул он.

Затем все-таки шагнул в дверь, и свита последовала за ним. Раздался жуткий скрежет, лязг множества цепей и наполненное бессильной злобой шлепанье огромных резиновых конечностей друг о дружку. А затем голос Экхарта.

– Добрый день, ваше высочество. Я смотрю, у вас все без изменений. Пожалуй, нам с вами пора уже поговорить о вашей стране. Ваши субъекты очень уязвимы без единственной защиты, что вы можете им дать. И поэтому вы сделаете так, как мы вам скажем.

В ответ раздался бешеный вопль.

– Нет? Ну, это мы еще посмотрим. Джентльмены, пожалуйста, пристрелите его высочество. На этот раз, пожалуй, в левую голову.

Это была старая комната в старом здании, оформленная в весьма специфическом стиле, по которому было видно, что оформителям не хватало не только воображения, но и второй X-хромосомы. Краска, изначально не бывшая яркой, теперь и вовсе выцвела, став удручающе бежевой. Ковер, однако, обладал достаточной мягкостью, и время, похоже, никак на него не действовало. Свет, проникавший сквозь окна, казался бледным, словно старался соответствовать обстановке.

В кожаных креслах сидели пожилые полные мужчины. Правда, не все они обладали только что перечисленными характеристиками. Мужчинами были все без исключения, а вот полнота и возраст (или и то, и другое) были приоритетны, но не обязательны.

Они жевали сигары, посасывали трубки, нюхали табак. Одно крыло было занято группой людей, чьи имена могли быть известны разве что особенно увлеченным эрудитам или скучным политикам из негласных правительственных ведомств. Но все они были наделены властью.

Сэр Генри Уоттлмен сидел среди этих людей и раздумывал, не получится ли притвориться, будто его хватил какой-нибудь приступ. После нескольких часов разговора даже старые скучные люди могут утомиться от компании старых скучных людей. Он задумчиво кивнул, когда кто-то, ответственный за некий загадочный минерал, разглагольствовал о том, каким важным тот (а следовательно, и он сам) был. Затем подошел официант с беспроводным телефоном на подносе. Устав клуба запрещал членам проносить в здание мобильные, что было не такой уж великой жертвой, учитывая, что лишь немногие из них умели ими пользоваться.

– Сэр Генри, вас к телефону.

– Благодарю, – сказал он, выкрикивая в душе троекратное «ура». – Алло?

– Сэр Генри, это Мэрилин, – проговорила его секретарь из фойе клуба, дальше которого ей не позволяли пройти ввиду того, что она не обладала ни одним из качеств, необходимых для членства. Она говорила, что могла бы вернуться в офис и исполнять свои обязанности оттуда, но в клубе считалось показателем статусности, если тебя ждет помощница, готовая прислужить тебе в любой момент. – Ладьи созвали экстренное заседание Правления. Вам нужно приехать в Верхний дом сразу после заката.

– Понял. Буду там сейчас же, – отозвался Уоттлмен с заметным, но притворным сожалением.

– Нет-нет, сэр. У вас еще есть несколько часов.

– Да, несомненно. Машина уже готова, – ответил Уоттлмен. – Джентльмены, мне ужасно жаль, но, похоже, я нужен в другом месте. Служба зовет. Прямо сейчас.

«Тоблерон», как оказалось, стоил того, чтобы дождаться момента, когда им можно как следует насладиться, и Ингрид застенчиво согласилась съесть несколько его маленьких горок. Они сидели на диване вдвоем – одна, в фиолетовом, в безупречной позе, вторая откинувшись на подушки и забросив ноги на кофейный столик.

– Итак, Ингрид, как тебе допрос? – спросила Мифани.

– Очень любопытно, – ответила Ингрид.

– О, неужели? Знаешь, Ингрид, я не думаю, что «любопытно» – это ответ, достойный умного человека. Это означает: «Я ничего не понимаю, но знаю, что надо что-нибудь сказать». – Она посмотрела на секретаря: у той вспыхнули щеки. – Давай будем чуть конкретнее: что ты думаешь по поводу сказанного несчастным мистером Ван Сьоком?