Не нужно паниковать. Не нужно опускать руки. Но пора браться за ум.

Всего два столетия отделяют нас от 2200 года. И те же два столетия — от эпохи, когда люди начали активно использовать энергию пара, добывая и сжигая уголь, с которого все началось. Два века в одну и другую сторону, всего 400 лет от начала до конца истории. Возможно, на этом она и правда закончится.

Судьба занесла меня — и вас — на перепутье экологических изменений окружающей среды.

Наши прапраправнуки будут жить в 2200 году. Всего три поколения, чтобы узнать, как именно человечество переживет последствия цивилизации.

Нам еще о многом нужно поговорить. Большая часть этих вопросов гораздо проще, чем проблемы глобального потепления (и помрачнения), но и эти ставки очень высоки. Если хотите, начните со звонка в Канаду где-нибудь в середине февраля. Спросите своего собеседника или собеседницу, что происходит, когда Земля нагревается. Скорее всего, речь не пойдет о росте числа ураганов и лесных пожаров, о страшных ливнях и удушающих волнах жары. Даже о возможных последствиях для урожая или заболеваемости малярией никто не вспомнит. Нет: в это время любой канадец, вероятно, исключительно вежливо заметит, что у них тут кругом льды. И когда температура повышается, они начинают таять.

Когда мне было шесть лет, моим лучшим другом был кусок льда, тяжелый и толстый осколок размером с два сложенных вместе кирпича. Звали его Ковингтон.

В Миннесоте зима похожа на обедневшего дядюшку, который каждый год появляется на пороге в начале ноября. Само его присутствие будто позволяет увидеть все в новом свете, заставляет выйти на улицу и вспомнить, как здорово бывает просто бежать вниз по склону холма или крутиться на одной ноге. Потом приходит январь, и дядюшку сменяет тетушка, которая никогда вас не любила. Становится по-настоящему холодно, а все вокруг покрывается льдом, причем с каждым годом его все больше и больше. Когда школа открывается наконец после рождественских каникул, снег превращается в ледяные торосы, между которыми тянется узкая расщелина тропинки.

В семидесятых годах мы ходили в детский сад без родителей. Это было недолгое путешествие, но я до сих пор помню первый сладкий ужас свободы выбора, когда нужно самой решать, на какие трещины в насте можно наступать, а на какие не стоит. В начале 1976-го я завела привычку всю дорогу пинать перед собой осколок льда, прислушиваясь к звону, с которым он катился по дорожке. Этакая северная версия детской игры с пустой консервной банкой. Однажды я обнаружила себя в школьном дворе с ледышкой, размер и форма которой делали ее идеальной для этого занятия. Естественно, я не захотела с ней расставаться, а потому спрятала в снежном заносе, окружавшем пожарную колонку, когда прозвенел звонок. После занятий ледышка оказалась на прежнем месте, так что я выкопала ее и поскакала домой, где оставила у заднего входа перед тем, как войти внутрь. На следующее утро путешествие туда и обратно повторилось. Так на свет появился Ковингтон.

Вся вода на Земле делится на две неравные части — соленую и пресную. Если всю ее в соответствии с объемом представить в небольших емкостях, то океанской, густой от соли, наберется примерно 4,5 л. Пресной же будет всего три ложки, и в двух из этих ложек окажется лед.

Подъем общей температуры, который мы обсуждали в предыдущей главе, приводит к таянию мировых льдов. Это легко отследить по снимкам со спутников, увидеть в бинокль во время отпуска или заметить в повседневной жизни, поэтому у ученых нет никаких сомнений: процесс идет.

В наши дни в Канаде отрицательные температуры не держатся достаточно долго, чтобы можно было провести хотя бы один сезон хоккейной лиги, поэтому мальчишки и девчонки больше не гоняют с клюшками по соседним прудам. В Нидерландах по той же причине уже 20 лет не проходят марафоны по катанию на коньках. По всему миру подрастают поколения детей, не унаследовавших развлечений своих старших родственников — потому что лед слишком тонкий и слишком недолговечный.

Запертые на крытых площадках с тщательно выверенной температурой, самые талантливые из юных спортсменов мечтают о Большой Арене. Если однажды кто-то из них и окажется на зимней Олимпиаде, не исключено, что соревноваться уже можно будет только в помещении. Из 23 городов, с 1926 года выступавших в роли столиц Олимпийских игр, почти в половине уже нельзя проводить состязания по лыжному спорту, фигурному и спортивному катанию, сноуборду. В этом списке есть и норвежский город Осло, где я живу, — а ведь еще в 1952-м трасса для бобслея проходила прямо под одним из моих окон.

Даже лыжникам-любителям открыто все меньше возможностей. Снег сошел примерно с четверти пиков в Монтане, Юте и Калифорнии, хотя еще в 1930-м все было иначе. В Колорадо ситуация еще хуже: в некоторых областях стаяло более 80 % снежного покрова. Вероятно, вскоре США пойдут по стопам Германии, Финляндии и Норвегии, где активно строятся (с затратами огромного количества энергии!) крытые лыжные спуски — жалкое подобие зимних забав, которое достанется нашим внукам.

Причудливые льды Национального парка Глейшер на северо-западе штата Монтана поражают воображение туристов с 1910 года, когда парк только открылся. Но, если вы хотите увидеть их своими глазами, настоятельно советую не откладывать поездку — и взять с собой семью: наши дети застанут полное исчезновение местных льдов. Величественные ледники, встречающиеся в горах Швейцарии, Аляски, Новой Зеландии, Танзании и Норвегии (это лишь часть списка), тают с устрашающей скоростью. Этот процесс начался не позже 1970-х, но в последнее десятилетие ускорился. Любой ледник в Скалистых горах со времен моего детства уменьшился вдвое, многие и вовсе исчезли. Столько утраченных ледниковых ландшафтов, столько потрясающих фотографий, которых уже никогда не сделать.

Представьте себе Северный полюс. Держу пари: перед вашим внутренним взором сразу возник образ белого медведя и Санта-Клауса (и один из них, вы правы, действительно там живет). О чем вы точно сейчас не думаете, так это о ледяном панцире на поверхности Арктического моря. По своему строению он отличается от льда на поверхности материка. В летний период этот панцирь немного подтаивает, чтобы зимой вернуться к прежним размерам, замерзнув снова. Тысячелетиями этот процесс — потеря части массы летом и наращение ее зимой — шел как обычно, позволяя удерживать Северный полюс в равновесии. Но за последние 50 лет все изменилось.

Сезон таяния льдов в Арктике все еще начинается примерно 1 июня, но время заморозков отодвигается и отодвигается по мере того, как температура продолжает расти. В 1970-х таяние заканчивалось в сентябре, в наше время — длится до октября. Лишний месяц — и недостающий месяц на то, чтобы восстановить исходную массу. Так панцирь льда на Арктическом море стал существенно тоньше, его края постоянно откалываются. Плохая новость для белых медведей, которым, помимо прочего, нужна опора под лапами.