Так или иначе, до ограждения, а потом и до леса мы добрались без происшествий. А там и стрельба понемногу закончилась, после чего я вызвал по рации Гаса, и всю нашу группу, включая Борса и пленных, забрал прилетевший челнок…

* * *

Когда Борсия увезли в операционную, я наконец скинул с себя броню и оружие и облегчённо выдохнул. Ночка и впрямь выдалась хоть куда. И пускай вражеский лагерь мы так и не взяли, но задачу-минимум выполнили: лишили противника главнокомандующего и напугали там всех до усрачки. Рупь за сто, к поместью в ближайшие дни они уже не пойдут, и у нас будет время решить, что дальше: дербанить их до конца или, не множа потери, попробовать заняться переговорами.

То, что попутно я решил и свою задачу, только уже по максимуму, знали немногие. Хотя для меня, если честно, она была гораздо важнее любой даже самой грандиозной победы над южными.

Сапхат, кстати, предупредил меня, чтобы не волновался. Состояние обеих леди пока оставалось стабильным, и к их лечению он собирался вернуться сразу после того, как прооперирует Борсия. Я никаких возражений не высказал. Доктор был прав на все сто, а девчонки могли и впрямь подождать…

Блин! Да после всего случившегося я начал и вправду воспринимать их именно как девчонок, а вовсе не умудрённых опытом женщин, пусть и достаточно молодых (обеим по земным меркам и тридцати не исполнилось), но уже много чего повидавших.

Ну а как по-другому мне было их принимать?

Одна в своё время буквально поставила на уши целую галактическую Империю, а после, плюнув на всё и забыв о своём благородном происхождении, попёрлась со мной едва ли не на «край света» и сразу же, без зазрения совести, умудрилась попасть в полон к малопродвинутым в технологическом плане аборигенам.

Вторая же сперва довела меня и себя до полного любовного исступления, потом, узнав о беременности, неожиданно заявила, что между нами всё кончено, но когда я вернулся, бросилась вдруг помогать мне с таким отчаянием, как будто бы жить не могла без соперницы, и мало того, чтобы спасти её и меня, ринулась прямо под скрутобойку.

Короче, обе авантюристки, каких поискать. И что теперь с ними делать, как привести к какому-то общему знаменателю, неизвестно. Однако, в любом случае, прежде чем «приводить» и искать «знаменатели», их надо, как минимум, вылечить. Так что, пока Сапхат занимался Борсом, я отправился в другое крыло проведать обеих.

На входе в «женскую» реанимацию дежурила не то санитарка, не то медсестра в белом халате и… с «карамультуком» наперевес.

Да уж, серьёзно у них тут всё, даже медперсонал с оружием ходит.

К счастью, преграждать мне дорогу она не решилась (всё-таки целый барон, а не хрен с бугра). Потребовала только тоже халат надеть и руки как следует вымыть. Про обувь, правда, забыла, но свои замызганные грязью и кровью «берцы» я ещё в шаттле сменил. Знал, что во всякой больнице асептика и антисептика — первое дело, пусть даже болезни у некоторых пациенток больше «энергетические», нежели всякие «бактериально-вирусные» или «требующие неотложного хирургического вмешательства».

Первой я навестил Анциллу.

Взял стул, поставил его перед кроватью и долго сидел, глядя на закрытое маской лицо, пытаясь представить, что я скажу ей, когда очнётся…

Или наоборот, чего не скажу.

Зачем говорить о том, что и так понятно? Что стало понятно ещё тогда, когда впервые увидел её на «Полигоне-6», но почему-то не верил, что это возможно. Гнал от себя крамольные мысли, считая что это всего лишь похоть. Просто похоть и ничего больше. Придумывал кучу отмазок, старался казаться циничным, как все. И даже когда мы остались наедине в гостинице для свиданий после совершенно безбашенной гонки на флаерах и перестрелки, всеми силами пытался не перейти черту, из-за которой хода назад уже не было… И дальше, когда возвратился с Флоры, снова начал чудить, опять принялся убеждать себя в том, что мы друг другу не пара…

Ёлки зелёные! Да я и сейчас продолжал это делать! Получая, б…, едва ли не удовольствие от этого идиотского и абсолютно бессмысленного сеанса душевного мазохизма…

Словом, из палаты я вышел с тяжёлым сердцем. И чувствовал себя при этом почти что предателем. Я никогда не смог бы оставить её, но и отпустить от себя, наверное, тоже. Такая вот, понимаешь, дилемма…

И ведь что отвратительно, точно такие же мысли крутились теперь в мозгу и в отношении Пао. Из-за этого я даже не стал заходить к ней. Остановился в дверях и так же, как с Ан, долго смотрел на закрытое маской лицо. А потом повернулся и молча вышел.

Ну, не могу я любить сразу двух женщин…

Или могу, но просто не знаю, как…

Чтобы не маяться в ожидании, пока док закончит оперировать Борсия, я отправился к нашим, занявшим небольшой флигелёк неподалёку от главного дома. Хозяин хутора на время боёв вывез свою семью на ферму, поближе к лошадям и коровам, а сам записался ополченцем в один из отрядов.

Как удалось выяснить, воевал он, в общем и целом, неплохо, хотя в связи с возрастом особо опасных заданий ему не давали. О том, что свою «усадьбу» он предоставил под госпиталь, он сам же просил не распространяться. Тем не менее, шила в мешке не утаишь, и многие, кто сюда попадал (в качестве раненых или сопровождающих), по большому секрету сообщали об этом товарищам, те тоже тайно (а как по другому-то?) передавали дальше, следующие тоже рассказывали… Короче, про госпиталь, хутор и его хозяина знали сегодня все, но при этом все делали вид, что, как говорится, ни сном, ни духом…

— Жрать будешь? — сходу поинтересовался Гас, когда я вошёл.

— Буду, но позже.

Сказал и устремил взгляд на жмущихся в уголке пленных.

— Дай-ка мне вот этого кренделя.

— Этого? — уточнил «третий», ткнув пальцем в Растуса.

— Этого, — я многообещающе усмехнулся и перешёл с флорианского на «пиджин-галакто». — У тебя в челноке полиграф найдётся?

— Найдётся, — хмыкнул с пониманием Гас. — Здесь будешь придурка колоть или отдельную камеру предоставить? Подвал тут глубокий, звукоизоляция зашибись, уже проверяли.

— Давай в подвал, — махнул я рукой. — Не люблю, знаешь, пугать окружающих. Вопли там всякие, визги, туда-сюда…

То, что клиент общегалактический знает, нам с «третьим» было известно. Поэтому за его реакцией на наш разговор мы наблюдали с ба-альшим интересом. Бывший мастер барона Асталиса то краснел, то бледнел, а под конец чуть вообще не обделался от страха перед предстоящим допросом. Именно этого я, собственно, и добивался. Чтобы поплыл он конкретно. Тогда и разговор у нас, скорее всего, пойдёт по душам, и гнать порожняк он, мягко говоря, «постесняется».

Так, в итоге, и получилось.

Растус пел соловьём, а я едва успевал записывать его «откровения». Любопытно, что даже по печени ему ни разу не врезал, только пальчиком слегка погрозил, что буду, мол, сильно расстроен, если на детекторе лжи красная лампочка загорится, и дело, как говорится, пошло́.