слова и амулет. А потом навещу Березова. Самого убью, а все его имение заберу себе в качестве компенсации морально вреда. Людей и прислугу распущу. Однако если же кто-то захочет вступить в род Шпагиных — позволю, предварительно заставив принять клятву верности на крови.

Возвращение домой было жестким, но я не жаловался. Меня выкинуло через слои бытия словно пулю сквозь толщу воды. Я оказался прямо на дороге, появился из воздуха и меня едва не сбил автобус. Пришлось спешно отпрыгнуть в сторону и скрыться в подворотнях, потому что тут же началась собираться толпа поглазеть на такое.

До поместья было далеко, поэтому я позвонил по таксофону Дарье и попросил приехать ее забрать меня.

Сестра приехала довольно быстро и вновь отчитала меня за то, что я опять куда-то пропал. Но увидев мой вид, замолчала.

— Все в порядке? — осторожно спросила она.

— В полном, — кивнул я, вспоминая возвращение из мира мертвых.

Я сел в машину и мы поехали прочь.

Найти Константина Ветрова из рода Штейн оказалось не сложно. Один такой человек с фамилией, не соответствующей роду, нашелся. Пока ехали домой, я пролистал несколько страничек в интернете и нашел довольно интересную информацию. У Ветрова оказалась интересная судьба. Он был печатником — то есть тем, кто не имел собственного сильного рода и вступил в другой род на служение. Как не сложно догадаться это был род Штейн, в котором главой был известный немецкий архитектор Яков. Яков Штейн принял безродного парня Костю и тот довольно быстро начал себя проявлять и дорос до верхушек, где был уже помощником самого Якова.

Успех всегда идет вместе с проблемами и род Штейн эта истина не прошла стороной. У Якова не было наследника, только три дочери, и те удачно вышли замуж за представителей других родов и упорхнули из гнезда. Роду Штейн грозило забвение. Тогда Яков поступил отчаянно. Пребывая уже в сильной болезни, которая отсчитывала его дни, он написал наследство на Константина, взяв с него слово, что он не погубит их семейное дело архитекторов. Константин дал слово и даже пообещал, что сохранит фамилию Штейн в знак преданности и уважение.

Слово он свое сдержал и ни одна сестра не вступила с ним в войну за раздел имущества. А это говорило только об одном — они доверяли Ветрову.

Я попросил Дарью изменить маршрут движения и заехать по нужному адресу.

Дворец семейства Штейн был великолепен и огромен. Колонны и башни, мрамор и гранит, все было сделано со вкусом, что не возникало ощущения перебора и безвкусицы, хотя пафоса тут хватало.

— Удивительно! — воскликнула Дарья, оглядывая строения. — Семейство Штейн, где глава совсем другой человек!

— Если Яков вручил Ветрову печати и тотем рода, то Ветров такой же член их семьи, как и остальные, — ответил я.

Мы подъехали к воротам и к нам вышло несколько крепких охранников.

— Это частная территория, — пробасил один.

— Мне нужно встретиться с Константином Ветровым, — ответил я, выходя из машины.

— У вас назначено?

— Нет.

— Тогда уходите.

— Послушайте…

Охранник многозначительно положил руку на кобуру пистолета.

— Вы не могли бы ему сказать, что у меня есть новость про его…

— Если вам не назначено, тоя ничего передавать не буду. Уходите!

Охранник был непоколебим и все дело грозило провалиться к черту. А я ведь обещал Серафиме! Дал ей слово. Она ради меня пожертвовала своей жизнью, чтобы я вернулся сюда и нашел ее парня. А эти остолопы…

— Ребята, послушайте. У меня есть очень важная информация для вашего хозяина.

— Я вынужден буду стрелять!

— Ты уверен, что хочешь попробовать выстрелить в меня? — холодно произнес я, уже находясь на взводе. — Давай, попробуй. Уверен, что будешь первым, кто выхватит пистолет и нажмет на спусковой крючок?

Я откинул подол пиджака, обнажая пистолет.

Я видел, что охранник стрелок так себе, у него и шанса нет против меня.

— Ребята! Вы чего? Перестаньте! — выскочила из машины сестра.

— Дарья, зайди обратно! — приказал я, понимая, что сейчас ситуация поворачивается в не самую хорошую сторону.

— Вы на частной территории! — с нажимом произнес охранник.

— Дорога — территория общего пользования. Я понимаю, что выполняешь долг, охраняешь поместье. Но просто передай Константину…

— Зачем ему что-то передавать? — спросил вдруг кто-то за нашими спинами, и мы одновременно все повернулись. — Зачем что-то передавать если я тут?

Перед нами стоял пожилой мужчина, седой. Одет по последнему писку моды, но без перебора, стильно, с некоторой аскетичностью. Лицо худое, а взгляд стальной.

«Сколько же ему лет?» — невольно подумал я.

Если Серафима говорила, что они были молоды, когда были вместе, то сколько же лет тогда прошло… Получается, что все эти годы, лет сорок, а то и больше, Серафима пребывала в Лимбе!

— Константин Анатольевич… — начал охранник, но подошедший махнул рукой и тот замолчал.

— Ветров? — спросил я, глядя на подошедшего.

— Слушаю вас, молодой человек.

— У меня есть послание. Понимаю, что это может прозвучать очень странно, даже безумно, но… — я вдруг понял, что не знаю, с чего начать и что сказать.

— Послание видимо очень важное, раз вы приехали ко мне в поместье и чуть не начали перестрелку с моей охранной? — улыбнулся Ветров. — Начните с главного, а там решим, как быть.

— У меня для вас послание от Серафимы… — выдохнул я.

Лицо Константина резко изменилось. От сосредоточенного, невозмутимого, сделалось удивленным и растерянным.

— Кто вы такой? — совсем тихо одними губами прошептал Ветров.

— Мен зовут Александр Шпагин, — представился я.

— Шпагин? Знаю такое. Наслышан.

— Нам нужно поговорить.

Ветров долго и пристально смотрел на меня, словно взвешивая мое предложение. Потом кивнул.

— Хорошо. У вас будет ровно пять минут, чтобы объясниться. И я надеюсь, что это объяснение будет убедительным, потому что в противном случае, — голос Ветрова зазвенел как сталь, — я отдам вас на съедения своим собакам!

— Не такого приема я ожидал, — буркнул я, согласно кивая.

Мы прошли в поместье. Дарью я попросил остаться у машины, чтобы не подвергать ее жизнь опасности. Она не хотела, но все же в конечном итоге согласилась.

Звякнули ворота, распахнулись. Мы вошли внутрь.

В центре двора поместья Штейн-Ветровых расстилался сад, сплошь покрытый цветами всех мыслимых оттенков.