весь день так и провалялась на диване. Мысль о том, что у него будет ребенок, его занимала, но относился он к ней, как к некой игре. Игре, где нужно набрать как можно больше очков. Как тот волк из электронной игрушки его детства, бегающий с корзинкой и собирающий яйца.

Только вот Вадим мечтал набрать целое лукошко не яиц, а поводов, которые могли побольнее задеть Тасю. Зачем ему это было надо, он не задумывался. Раздражала она его — вот, пожалуй, самое лучшее объяснение.

Углубляться в размышления на эту тему он не хотел, потому что неизменно портилось настроение, но и оставить в покое бывшую жену тоже был не в силах. Как будто черт вселился, и всё время подначивает: проиграл, проиграл, она о тебе даже не вспоминает. Конечно, начинает кипеть ярость благородная. Его можно понять. Вадим скривился — снова эти мысли о Тасе…

Еще полчаса и можно ехать. Пришло сообщение из цветочного салона — заказ готов, можно забирать. Сегодня Вадим решил порадовать Оленёнка, а то слишком много в последнее время она слышит от него требований, а вот внимания стало меньше.

Не глуп, признает свои ошибки. Поэтому самый роскошный букет сегодня для нее. Алёна цветы любит, особенно большие охапки, радуется, как маленькая девочка. При этих мыслях Вадим улыбнулся, и подзабытая нежность снова затопила его сердце.

Представлял ли себе Вадик, что восемь месяцев пролетят незаметно, и он поедет забирать Алёну из роддома? Нет.

Думал ли, как объяснит сей фортель начальству? Снова нет.

Как будет жить с Алёной и дочерью или сыном дальше? И опять нет.

Игра. Захватывающая игра, которая пришла на опустевшее место, когда ему приходилось делать то один, то другой ход между женой и любовницей. Уже и законной супруги нет, но снова кипит кровь, будоража воображение, и жизнь уже не кажется пресной и застывшей, как ледяное изваяние.

«Ну, всё, можно ехать!» — с облегчением подумал Вадим и по кругу обошел всех приглашенных, пожимая каждому руку. Последним прощался с шефом. Андрей Владиславович чуть дольше смотрел ему в глаза, словно собирался что-то спросить, но лишь поблагодарил за работу и тут же отвернулся к подошедшему компаньону.

Через час Вадим припарковал машину в спальном районе. Брезгливо окинул взглядом ряды одинаковых серых пятиэтажек, узкие тротуары, помойку вдалеке и обновленную детскую площадку.

Весной, конечно, тут повеселее стало — только-только появившаяся зелень смягчила заброшенность и неухоженность дворов. На газонах желтое море одуванчиков, среди которого, как корабли, ходят важные черные вороны и галки. Аккуратно вынул с заднего сидения большой букет белоснежных роз — любимые цветы Алёны и, поправив хрустящую прозрачную оболочку, зашагал к подъезду.

Как обычно на скамейке возле дома сидели три бабульки — вечные сторожа и блюстители морали и порядка. Про Вадима они знали, что «важный такой, ездит тут к одной, прости господи». Почему «прости господи»? А что, по ней не видно, что ли? Клеймо ставить негде. Суровый приговор был вынесен раз и навсегда не только Алёне, но и каждому обитателю пятиэтажки, и изменить положение вещей уже не представлялось возможным, даже если бы девушка облачилась в монашеское одеяние.

На этот раз верные на своих постах сторожихи что-то шумно обсуждали и не сразу заметили Вадима, который с трудом тащил охапку цветов. При его появлении они разом примолкли, но потом хитро посмотрели и хихикнули, кто в ладошку, а кто и задорно поглядывая в лицо.

Вадим вежливо поздоровался и собирался уже прошмыгнуть дальше, как вдруг его внимание привлек предмет, лежащий прямо у входа в подъезд. Это был его фотоаппарат, который он оставил недавно у Алёны. Приехал с конференции, а потом просто забыл его забрать. Разбитый черный корпус и треснувший объектив, валяющийся рядом, не оставляли сомнений, что дальнейший путь его лежит на помойку.

С минуту Вадим недоуменно таращился на фотоаппарат, надеясь на ошибку. Но тут же заметил цветную тряпку, зацепившуюся за ветку едва зеленеющего дерева. Кажется, это тополь. Слышал однажды, как бабки жаловались, что летом не открыть окна — пух не дает никакой жизни. Тряпка оказалась его рубашкой. Сомнений не было. Вадим вместе с Алёной недавно выбирал ее в торговом центре неподалеку. Он еще с подозрением отнесся к фиолетовому цвету, но Алёна настояла.

На соседней ветке болтали штаниной голубые джинсы с прорехами, а ремень коричневой змеей притаился прямо на кустах сирени внизу. На земле валялись несколько флаконов его любимых парфюмов и один тапок, из пары, которую он иной раз надевал. А еще парусом надулись красные трусы с фривольными изображениями — подарок Алёны на двадцать третье февраля.

Вадим озадаченно осмотрелся, а потом перевел взгляд на старушек. Их лица светились таким безграничным любопытством, что он решил не доставлять им удовольствия расспросами, а быстро шагнул в темную неуютную пасть подъезда.

Поднялся по заплеванным ступенькам на четвертый этаж, по дороге спугнул парочку подростков, устроившихся для поцелуев на широком подоконнике. Отдуваясь, переложил букет на левую руку, и позвонил в знакомую дверь. Ничего. Неужели Алёна ушла-таки на прогулку? Но что означают разбросанные на улице вещи?

Вадим даже покачал головой не в силах понять, что происходит? Он снова нажал на кнопку звонка. Потом еще и еще. За дверью раздались легкие шаги. Вадим улыбнулся, подозревая, что его разглядывают в глазок. Сейчас всё прояснится. Но дверь ему снова никто не открыл.

Как унылый пингвин, он потоптался на площадке, а потом кое-как достал из кармана телефон. Проклятый букет ужасно мешал, и Вадим прижал его коленкой к стене. За дверью послышалась песня, которая без сомнения, стояла в качестве вызова для его номера. «Забирай меня скорей, увози за сто морей, и целуй меня везде, восемнадцать мне уже», — задорно пел голос в квартире. Вадик много раз просил Алёну сменить мелодию на что-нибудь поприличнее, но она обиженно надувала губы и говорила: «А мне нормально».

Вадим послушал приглушенные звуки еще несколько раз. И вдруг, как ледяной водой, его окатила дурная мысль: случилось страшное. Может быть, в квартиру влезли наркоманы, и Алёна лежит там без сознания? Искали деньги и выкинули вещи на улицу! Но мозг тут же отразил удар: а почему тогда выбросили дорогой фотоаппарат? Его можно загнать на продажу и обменять на дозу. И почему по двору разбросаны только его, Вадима, вещи?

Он с остервенением прижал палец к кнопке звонка и долго не отпускал ее в надежде, что, наконец, дверь откроется и вся эта история обретет хоть какой-то смысл. Потом начал