угрозу озвучивают только для того, чтобы тут же от нее отказаться, для меня сродни чуду.

– А папа чего? Идет? – спрашивает она с набитым ртом. С манерами у нее большие проблемы, но, подозреваю, они ей никогда и не требовались.

Миссис Миллер снова заглядывает на кухню, аккуратно замешивая чернику в йогурте.

– Через минуту.

– Пойду скажу ему, что у нас гости.

– Он разговаривает с начальником отделения, – говорит миссис Миллер, искоса поглядывая на бабушку. – Не мешай.

– С начальником? – переспрашиваю я, и все глаза обращаются на меня. Тесс пихает меня локтем – намекает, что сейчас лучше помалкивать, не выдавать интерес, но соблазн слишком велик. – С начальником полиции?

– После вчерашнего. – Миссис Миллер ставит тарелку с йогуртом перед пустым стулом во главе стола.

– Огонь не тронул вашу землю, – говорит бабушка с противоположного конца стола. Это первая полноценная фраза, которую она произнесла за все это время, и я чуть не вздрагиваю от ее резкости, от того, сколько смыслов за ней скрывается. – Зачем втягивать в это Ричарда?

– Так-то оно так, но я не про пожар, Вера, – говорит миссис Миллер серьезно. Она садится рядом с Илаем, расправляет юбку и складывает руки на коленях. – Я про девушку, которую нашли в поле.

У меня перехватывает дыхание. Как много известно миссис Миллер? Рассказала ли Тесс матери, как выглядела девушка? Судя по тому, как она успокаивающе сжимает под столом мою руку, нет.

– Девушку? – переспрашивает бабушка после секундного замешательства. – Да, девушку очень жаль. Говорят, она сбежала из дома. Надо же было так не вовремя забрести в поле. Трагическое стечение обстоятельств, – говорит она, и я впервые слышу, чтобы кто-то так тщательно подбирал небрежный тон.

И миссис Миллер с готовностью его подхватывает.

– Бедняжка, – вздыхает она рассеянно. Как будто предлагает сделать вид, что это случилось за миллион миль отсюда. Пожалуй, я ее понимаю. Она готова на любые уступки, только бы не сердить Веру Нильсен. – А уж какая неприятность для вас. Даже Тереза просидела в участке несколько часов.

«Неприятность»? Погиб человек. Человек погиб, а они делают вид, будто ничего особенно не произошло.

– Это было ужасно. Просто ужасно, – говорит Тесс поверх кружки с кофе. – Боюсь, мне никогда не оправиться от этой травмы.

Миссис Миллер свирепо поглядывает на нее.

– Несколько часов? – повторяю я, прежде чем успеваю себя остановить. – О чем вы разговаривали несколько часов?

– О всякой херне…

– Тереза!

– Что? Это правда. Они задавали те же вопросы, что и тебе, Марго.

Она играет, я это вижу. Хочет показать, что ей все равно, что вся эта ситуация не заслуживает ее внимания. Не понимаю, зачем ей это, от кого это должно меня защитить. Если только…

От бабушки. Она защищает меня от бабушки.

Меня захлестывают эмоции: злость, возмущение и признательность – такая глубокая признательность, что мне становится неловко. Она моя семья, а от семьи не нужно защищаться. Но какой-то негромкий голосок внутри меня напоминает, что иногда все-таки нужно – мне ли не знать.

– А потом они переключились на меня, – бурчит Илай, вылавливая из йогурта ягоду черники. – Как будто я мог рассказать что-нибудь другое. Действительно, зачем слушать одну и ту же историю один раз, если можно послушать ее трижды? – Тесс фыркает от смеха, и они с ухмылкой переглядываются. Жаль, я не могу сказать ему спасибо за то, что он подыгрывает, притворяется ради нас. Он вынес из огня тело и явно не ожидал, что на него свалится столько событий.

– Ты приехала с мамой? – спрашивает меня миссис Миллер. Я понимаю, что она просто пытается поддержать разговор, но ее вопрос жалит меня между ребер.

– Нет, – отвечает за меня бабушка. Она не притронулась ни к стакану воды, ни к кофейнику, ни к еде. – Марго приехала погостить на все лето.

Вот, значит, как? Я расплываюсь в улыбке – ничего не могу с собой поделать, да и не хочу.

– Твоя дочь, кажется, давно не была дома?

Миссис Миллер не понимает, о чем только что спросила. Но я вижу, как бабушка вздрагивает одновременно со мной, и чувствую, как Тесс смотрит на меня. Тревожно и тихо – еще вчера я бы не поверила, что она так умеет.

– Фален подходит не всем, – говорит бабушка. – Особенно Нильсенам.

– Мне никогда этого не понять. – Миссис Миллер переводит взгляд на меня и слегка подается вперед, улыбаясь. – Родители Ричарда передали нам ферму пятнадцать с лишним лет назад. Тесс тогда еще только ходить училась. И по фаленским стандартам я все еще приезжая.

– Вы знали мою маму? – спрашиваю я, и бабушка издает какой-то едва слышный звук. Возможно, потом я об этом пожалею, но любая крупица информации для меня сейчас на вес золота.

– Нет, – говорит миссис Миллер, – когда мы вернулись, она уже уехала. Но мой муж ее знал.

– Правда? – Получается, он рос вместе с ней, знал ее до того, как она отгородилась от мира. Может быть, в те времена улыбка, которую я видела на фотографии, и вовсе не сходила с ее лица. Он может рассказать мне об этом.

А еще может рассказать, действительно ли она уехала из-за пожара или причина была в другом. Но мне уже понятно, что в присутствии бабушки поговорить с ним не получится. Она будет стоять между мной и любыми ответами, которые она еще не успела взвесить и одобрить. Придется перехватить его, когда он будет один – как, например, сейчас.

– Простите, – говорю я миссис Миллер, – а где у вас уборная?

Она одаривает меня взглядом радушной хозяйки и отправляет по узкому коридору, ведущему из малой гостиной рядом с кухней. В коридоре прохладно и темно, а стены увешаны фотографиями: Тесс позирует на крыльце, Тесс у рождественской елки, Тесс, Тесс, Тесс, все младше и младше, вплоть до снимка с карапузом, сидящим у кого-то на коленях. Я вспоминаю стену в столовой Фэрхейвена. В любом из портретов Тесс больше жизни, чем во всех снимках Нильсенов, вместе взятых.

Справа обнаруживается дверь в ванную – белая плитка, белые полотенца с белой монограммой. Я ловлю свое отражение в зеркале над фарфоровой раковиной и замираю на пороге.

Ну и вид. Волосы растрепанные и сальные, несмотря на то что вчера я принимала ванну. Я медленно провожу рукой по щеке, на которой был бы шрам, если бы мы с мамой были абсолютно одинаковыми.

Теперь у меня есть бабушка. И – вроде как – сестра. Я сама этого хотела. Я хотела иметь семью. Конечно, труп – это проблема, но мне всего лишь нужно ее решить. И тогда я смогу построить новую жизнь вместе с бабушкой. Тогда я получу то, о