изо дня в день набирает молоденьких русских девочек для работы в ночных клубах Токио.

Как можно больше оголяя молодое тело, девочки изо всех сил старались понравиться двум далеко не молодым японцам, рассказывая о себе и между делом демонстрируя то «мостик», то «шпагат», и каждая из них умоляла этих иностранцев взять ее за границу.

Кто-то выбегал из зала со слезами. Было понятно: японцам девочка не приглянулась.

– Я все равно со всеми уеду!.. Я придумаю и знаю – как. Я хочу за границу. Засранцы! Я все равно уеду за границу.

Актеров в зал категорически не пускали. Каким-то образом проникла Татьяна Жукова, которая, увидев все это безобразие, прибежала в кабинет к Любимову с ужасной информацией (а то Любимов не знал!..) о том, что «японцы отбирают девочек для проституции в Токио».

Юрий Петрович прервал душераздирающий крикмонолог актрисы и совсем не вежливо попросил ее покинуть кабинет.

Я все это действо-смотр иногда наблюдала через дверную щель, и в моей голове что-то с чем-то никак не могло увязаться.

Все артисты, проголосовавшие за раздел театра, были сняты с ролей и переведены на нищенские оклады.

До сих пор при воспоминании об этом случае мой мозг никак не может справиться с ответом на вопрос: из какого места Юрий Петрович выродил это безумство?..

Идет спектакль «Мастер и Маргарита». Это было время, когда Любимов стал выводить из старых спектаклей актеров, поддержавших Николая Губенко.

Коровьева играет артист Никита Прозоровский. И весь спектакль, от начала до конца, за ним как «приклеенный» ходит вводимый на эту роль актер, синхронно повторяя позы и жесты Никиты. Оставалось только говорить в унисон, чтоб совершенно сбить с толку ошарашенного зрителя.

Во время спектакля Юрий Петрович стоял в конце зрительного зала, невозмутимо взирая на все это и, очевидно, забавляясь, а зрители ошарашенно оглядывались на режиссера, стараясь, как я думаю, убедиться в достоверности увиденного.

Немой вопрос – немой ответ…

После спектакля у Никиты Прозоровского случился сердечный приступ, а бедный зритель так и ушел домой, по дороге решая и не умея решить задачу, поставленную перед ним большим Мастером.

И сейчас для меня остается загадкой, зачем Любимов пошел на это безобразие…

Первое, что приходит в голову, – месть! Слава Господу, что подобная участь миновала актрису Елену Габец, которая вместе с Никитой вела то злополучное собрание.

* * *

Театр разделился. Артисты нового театра «Содружество актеров Таганки» заняли новое здание, оставив за Любимовым Малую и Старую сцены.

Время было препротивное и очень неспокойное. Актеры и ребята из разных цехов дежурили в театре и днем и ночью, боясь, что «любимовцы» пойдут на силовой штурм, чтоб вернуть себе новое здание. Ребята, охраняющие театр, по очереди сменяли друг друга, а женщины-актрисы подбадривали их, приносили из дома или из магазинов, как мы с Ольгой Юшковой, всякие вкусности – для поддержания боевого духа.

* * *

Пуля просвистела совсем близко, над крышей нашего автомобиля. Я со своей приятельницей Ольгой Юшковой сижу в ее машине напротив служебного входа Театра на Таганке, у автозаправочной станции.

Выстрел, еще один, еще и еще, и я в долю секунды уже лежала на земле…

Сейчас, вспоминая это, смеюсь, а тогда… думаю, я правильно поступила.

Приподняв голову, вижу свою приятельницу за рулем… Безумные от страха глаза совсем вылезли из орбит, безжизненные пальцы на руле выдавали беззвучное тремоло.

Мои мозги, ощущая себя вне опасности, диктовали план отступления. Быстро впрыгнув в машину, прохрипела-прошипела: «Нарушай правила, быстрей поворачивай направо! Ты меня слышишь?! Направо!! Ну, чего стоишь?! Не слышишь?! Направо – я тебе говорю! Не дай тебе Бог налево повернуть…» Очумевшая, совершенно обезумевшая Ольга двинула – так не бывает! – налево, в самую гущу бандитских разборок, но проехала мимо и – слава богу! – благополучно миновала это криминальное место.

Запах колбасы, купленной для охранников отделившегося театра, вернул нас в таганскую реальность, и уже в театре, выплеснув артистам свои страхи, мы с Ольгой смогли расслабиться и принять стойку «вольно!».

На следующий день в одной из газет появилась небольшая статья под заголовком «На Таганке уже стреляют. В театре жертв пока нет!». Из статьи: «Театр оцепила милиция. Засевшие на своей половине губенковцы до смерти перепуганы, решив, что Любимов пошел на штурм. Струхнули и любимовцы. Оказалось – обычные мафиозные разборки: прямо у стен театра застрелили чеченца. Тот, видно, хотел бросить гранату, но не успел, и она еще долго сиротливо лежала на асфальте. На гранату бегали смотреть актеры сразу из двух враждующих лагерей, и сердца их переполнялись суеверным ужасом».

Это правда: переполнялись…

Июнь 1993 года

«Русская мысль» опубликовала статью о деятельности Международного благотворительного проекта ААС с целью помощи детям, умирающим от рака.

В качестве одного из благотворительных мероприятий были заявлены съемки часового фильма-портрета маэстро Ю.Любимова во всех мыслимых ипостасях его тогдашнего (1991 год) существования и работы: постановка «Подростка» Достоевского в Финском национальном театре, жизнь в тени Сионской горы, борения-сомнения на родной улице Чкалова.

Фильм предполагалось выпустить на международный кинорынок с БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЙ целью.

Мастер был в восторге: «Конечно, конечно!.. Да, да, да».

– Международность проекта бросалась в глаза с самого начала: мы переговаривались с Любимовым в Будапеште, Лиссабоне, Мадриде, Иерусалиме и с его сотрудниками на Таганке в Москве.

Наконец Мастер прибыл в Финляндию. Работа кипела: продюсеры, режиссер, съемочная группа, обсуждения, переговоры, – множество людей изо дня в день, из недели в неделю тратили свое время, пытаясь понять, чего же все-таки Мастер хочет. Когда будет подписан контракт и смогут начаться съемки.

Продюсерам было сообщено, что Мастер хочет денег. «За что? – не поняли наивные финские люди. – За фильм-портрет, посвященный ему и рассказывающий о нем? У нас это считается за честь».

Наконец продюсеры пригласили всех участников проекта на подписание контракта.

Не успев войти в комнату, Юрий Петрович страстно зашептал своему сопровождающему: «Посмотрите, нет, ну вы посмотрите на них! Это же сплошь кафкианские типы», не дав себе труда задуматься, что половина из присутствующих отлично понимает по-русски.

Взяв в руки контракт, напечатанный по-английски, большой художник отчаянно зашептал тому же переводчику: «Где это? Где?! На этой странице? На этой? А-а, вот-вот, здесь. Это доллары, доллары? Нет?! А что? Марки? Финские марки? Ха-ха-ха», – нехорошо хохотнул маэстро и швырнул контракт в лицо вежливо улыбающемуся продюсеру…

За столом сидели адвокаты и финансисты, специально приглашенные, чтобы удовлетворить капризную «звезду» максимально и с соблюдением всех международных норм.

В наступившей тишине Любимов сообщил наконец заветное: «…10 процентов со всех мировых продаж мне, а 30 процентов – им?!»

Ему напомнили, что ИМ – это умирающим от рака детям.

Продюсер