Ну а я чувствовал себя полным мудаком. У меня все еще лежали в кармане ключи от квартиры, которую я снял для нее на улице Ассомпсьон. Я нащупывал их в кармане брюк и бесился. Чем же он настолько лучше меня, этот тип, который тут строит куры на моей территории?

Я нашел вполне шикарный бар, чтобы показать ему, что не лыком шит, и вот мы оказались в баре «Великие люди» на улице Ош.

Он вошел. Явно не записной сердцеед. Не из тех мужчин, от которых женщины сходят с ума. Не слишком высокий, голова втянута в плечи. Такой себе Лунный Пьеро. Ботинки – ничего особенного. Очень красивые синие глаза, темные волосы, хорошо сшитый костюм. Месье Ординарность. Я вновь почувствовал укол ревности в сердце.

Он уселся напротив меня. Я протянул ему руку, но вставать не стал. Было слишком жарко для того, чтобы двигаться без веских оснований.

Он спросил меня, можно ли снять пиджак, я кивнул. Он сказал: «Правда, ужасно жарко», а потом еще раз это повторил. «Мы заказали два виски, неразбавленных», – сказал я, он смотрел на меня так, словно я собираюсь сообщить ему выигрышные номера в лотерею, глаза у него лучились от счастья, и этот радостный, доверчивый взгляд терзал меня неимоверно.

– Как у нее дела? – спросил он.

Он так меня раздражал, что я вдруг выпалил:

– Вы должны закончить эту историю. И никогда с ней больше не видеться.

Плиссонье ошеломленно смотрел на меня. Он стал белым, как скатерть, на которую официант только что поставил наши стаканы и кубики льда. Два стакана, наполненных щедрой рукой. Бармен явно не поскупился на алкоголь. Мисочка с черными и зелеными оливками, чипсы и соленые орешки. И счет.

– Я заплачу, – сказал я.

– Даже не думайте!

– Поздно!

И я положил счет в карман.

В его взгляде читалось смятение, он, вытянув шею, пытался заглянуть мне в глаза:

– Почему вы так считаете?

– Вы знаете, что она замужем…

Он кивнул.

– Его зовут Рэй, и он жесток. Очень жесток.

– Я, думаю, догадался об этом.

– Не совсем удобно, что я говорю вам это, но… его поставили в известность о вашей интрижке…

Ему явно стало очень неприятно, когда он услышал слово «интрижка». Но он смолчал. Я почувствовал, что он меня боится, и, признаюсь, мне это понравилось.

– Короче, когда он узнал, что она его обманывала, это было ужасно. Я не хотел бы вдаваться в подробности, вы бы с ума сошли.

– Но он же просто монстр! – воскликнул Плиссонье, оглядываясь вокруг, словно в поисках поддержки.

– Вы абсолютно правы, а толку-то? Что тут сделаешь?

– Нужно обратиться в полицию!

Я взял оливку, начал ее жевать, долго, тщательно пережевывал с задумчивым видом, потом выплюнул косточку. Этот человек не крупного пошиба, я оценивал его, взвешивал его поведение, играл с ним, как кошка с мышью.

– Я должен все вам объяснить… Я теперь понимаю, что она ничего вам не рассказала. Ее муж – просто зверь. Но в нашем маленьком городке его считают героем. Он пожарный, никогда не отступает перед опасностью. Он спасает детей и стариков, вытаскивает из огня младенцев. Никто не может подумать о нем ничего дурного, никто не поверит, что он может поднять руку на свою жену, все женщины мечтают о нем! Его никто не обвиняет, когда видят Леони в синяках, думают, что она упала с лестницы или ударилась о стеклянную дверь. Я присутствовал при кошмарных сценах насилия Рэя над Леони. Так получилось, что я близко общался с Рэем, а раньше даже был его лучшим другом, но прекратил с ним отношения именно из-за этого насилия.

– Но вы никак с этим не боретесь!

– Я пытался, не сомневайтесь. Я даже очень далеко зашел. Леони мне как сестра. Мы знакомы с детства. Я всегда присматривал за ней.

Тут я выдержал некоторую паузу. Чтобы он обдумал то, что я только что сказал. И потом продолжил:

– Но она замужем, и главное, что еще хуже, она смирилась.

– Ну уж точно не тогда, когда мы были вместе! Она строила планы на наше будущее…

Тут-то и начала разворачиваться трагедия.

Я был задет и решил нанести последний удар.

Он был все бледнее и бледнее, он потел и вытирал лоб бумажной салфеткой, которая была под его стаканом виски.

– Но ведь вы ничего не можете предложить ей, ведь правда? Я имею в виду, никакой новой жизни?

Он опустил глаза и сказал несколько пристыженно:

– Нет, по сути дела.

Я не стал сразу добивать его, я еще потянул время.

– Когда вы приезжали в Сен-Шалан, мы слегка поссорились, я и Леони. Как раз из-за Рэя, кстати. Она тогда еще не поняла, до какой степени он опасен. И решила, что с моей стороны было некорректно предупредить ее об этом.

– Но она еще так молода! У нее вся жизнь впереди! Нужно вытащить ее оттуда!

– Ну уж вы точно последний, кто может в этом помочь!

– Почему это? – возмутился он.

– Одно-единственное слово, один-единственный телефонный звонок от вас – и она мертва! Он вполне способен убить ее.

Он был бледен и с трудом дышал.

– А что я могу сделать?

– Ничего. Ну, вернее, что-то можете, забыть ее. По крайней мере, сейчас.

Он мотнул головой с видом человека, которого попросили сделать невозможное.

– А разве у вас есть выбор? – добавил я. – Потому что, если я хорошо понимаю, вы тоже не свободны, вы все-таки женатый человек, отец семейства…

Ну вот главное и сказано. Я посмотрел на него, даже не надо было развивать эту мысль, играть роль бесчестного человека, который донесет обо всем его жене. Капли пота катились по его вискам.

– Я ей не лгал, знаете ли. Я сказал ей, что женат. Она знала это с самого начала.

Я сделал над собой усилие, чтобы не нахамить ему. Он меня раздражал, хотелось дать ему пощечину.

– Вот поэтому я и приехал, чтобы увидеться с вами. Вы должны забыть Леони.

Он поднес руку к сердцу.

– Это ужасно. Я сделаю все, что необходимо. Я не хочу, чтобы с ней что-то случилось.

– Я знал, что могу рассчитывать на ваше понимание.

Он нервно перебирал соленые орешки в миске. Складывал их в квадрат, в круг, в треугольник, словно хотел разгадать ребус.

– А она знает, что вы ко мне поехали?

– Нет. Я предпочел ничего ей не сказать.

– Если я напишу записку, вы ей передадите?

– Да, я могу сделать это для вас.

– Мы договорились, что будем писать друг другу письма. А потом… она не пришла в последний вечер. Мы не особенно-то таились, знаете ли. И мне никогда не приходило в голову, что за нами может кто-то шпионить или выслеживать нас. Мне казалось, что мы одни в мире.