с мамой и Китти. Отец ушел, когда мы были маленькими; думаю, маме было тяжело, но она защищала нас от всего этого, как могла. Счастливые были времена. Сейчас я это понимаю, хотя раньше мне не всегда так казалось. Мы были близки, нам разрешали быть теми, кем взбредет в голову. Вместо одного в голове всплывает целая коллекция моментов: темные вечера, когда мы сидим за обеденным столом и рисуем, летний пикник и день, проведенный на пляже. Если посмотреть на мою жизнь через мощный телескоп, именно эти дни будут сиять ярче остальных.

Вита ничего не говорит, только смотрит на меня сквозь пляшущий огонек свечи.

– Я тебя расстроил? – спрашиваю я.

– Вовсе нет, – мягко отвечает она. – Хотелось бы и мне провести так время с семьей.

– Я понимаю, что после потери Доминика тебе сложно это представить, – осторожно говорю я. – Но ты еще так молода. Возможно, однажды ты сможешь снова влюбиться и завести семью.

Вита откидывается на спинку, лицо скрывает тень.

– Я не могу иметь детей, – произносит она.

– Ох, Вита, – я опускаю голову совершенно подавленный. – Мне так жаль, я ляпнул, не подумав.

– Ничего, я уже смирилась с этим, – отвечает она. – Но иногда тоскую по весу собственного ребенка, что жмется к моей груди. Видимо, этому было не суждено случиться.

– Тоскуешь? – переспрашиваю я.

– Я потеряла сына, – говорит она, опустив глаза. – Скучаю по нему.

Я медленно пододвигаю ладонь по столу ближе к ней. Ее рука движется навстречу, кончики пальцев соприкасаются. Мы обмениваемся взглядами, полными сочувствия и поддержки.

– Теперь я испортила тебе настроение, – говорит Вита и бросает на меня такой взгляд, от которого кажется, что меня со всей силы ударили под дых.

– Знаешь, – обращаюсь я к ней, с осторожностью изобразив пожатие плечами. – Иногда не так плохо, когда твоя история оказывается не самой трагичной среди остальных.

Губы Виты растягиваются в улыбке.

Я поднимаю бокал, она следует моему примеру. Мы смотрим друг на друга поверх свечи. Я мог бы целую вечность всматриваться в звездные глубины ее глаз.

– Ты сказала мне запечатлевать прекрасные моменты жизни, – говорю я. – Я смотрю на тебя и понимаю, что это один из них.

Вита опускает взгляд и начинает рыться в сумочке в поисках карты. На щеках заметен румянец.

– Я не хотел тебя смутить, – поспешно говорю я.

– Ты меня не смутил, – отвечает она. Водопад волос и взмахи ресниц скрывают выражение ее лица. – Я просто не привыкла к таким ощущениям.

Оплатив счет ровно пополам, на чем настояла Вита, мы выходим на Блидинг-Харт-Ярд и неспешно шагаем в сторону Грэйт-Рассел-стрит. Вечер теплый, из распахнутого окна одного из домов доносится музыка. Воздух пахнет деревьями и выхлопными газами.

– Я знаю одну интересную историю про Блидинг-Харт-Ярд[5]. Моя пожилая соседка обожает слушать ее в бессонные ночи, – говорит Вита, когда мы останавливаемся на углу улицы.

– Ты рассказываешь своей соседке сказки на ночь?

– Я уже давно ее знаю, – объясняет она. – Я забочусь о ней, а она – обо мне. Мэрайя – моя семья.

– Очень мило, – говорю я. – Расскажешь мне эту историю?

– Ну, – она улыбается, предвкушая удовольствие от повествования. – Легенда гласит, что во время бала в особняке молодая и прекрасная леди Хаттон производила на мужчин такое впечатление, что они выстраивались в очередь, надеясь потанцевать с ней.

– Знакомо, – говорю я. – Куда бы я ни пошел, женщин так и тянет ко мне.

– Но затем в зал вошел дьявольски привлекательный молодой человек в черном. Он прошел в самое начало очереди, занял место нынешнего партнера леди Хаттон и танцевал с ней всю оставшуюся ночь, в конце концов уведя ее в танце в сад. Представляешь, как повеселились в тот вечер сплетники? Чем они там занимались? Куда она делась? Репутация девушки грозила быть безнадежно испорченной, а нехарактерное поведение ввело всех в замешательство.

– И что в итоге, ее репутация была загублена? – спрашиваю я, завороженный тем, как загораются глаза Виты. Она рассказывает историю так, будто принимала в ней участие.

– В каком-то смысле ее, наоборот, создали. На следующее утро леди Хаттон нашли за конюшней с разорванным туловищем и оторванными конечностями, и только сердце девушки по-прежнему качало кровь. Люди поговаривали, что она танцевала с самим дьяволом.

– Потрясающе, – говорю я. По спине пробегают мурашки. – А это правда? В смысле, она действительно была убита?

– Ну в книгах по истории это опровергается, мол, она скончалась много лет спустя в своей постели от естественных причин, – отвечает Вита. – Но разве не странно, что улица в Лондоне названа в честь чего-то, чего не случалось?

– Точно, – соглашаюсь я. – А что дальше? Нам скажут, что по Лэмс-Кондюит-стрит[6] не бегали ягнята?

Кажется, что мы смеемся вплоть до того момента, когда приходится прощаться.

– Завтра мне действительно лучше поработать, – говорит Вита. – Не хочешь прийти ко мне в обеденное время? Мы могли бы переговорить с хранителем музея, он многое знает о материалах картин эпохи Возрождения. Когда ты сказал, что история Прекрасной Ферроньеры напоминает тебе обсидиановое зеркало, я сразу подумала, что секрет может крыться не в самой картине, а в том, из чего она сделана.

– Хорошая идея, – говорю я, радуясь тому, что мы договорились о новой встрече. – Тогда увидимся завтра, около полудня?

– Да, около полудня было бы идеально.

У часа, когда я снова ее увижу, есть название.

* * *

– Это я, – я звоню Китти по дороге в отель. – Уже на обратном пути. Ты там как?

– Чувствую себя плохой сестрой. Я должна была присматривать за тобой, но ты вырвался из моих лап. Ты в порядке?

– Да. И ты не плохая сестра, а очень даже хорошая. Я скоро буду. Посмотрим вместе фильм?

– Давай. Хочу заказать доставку в номер и не спать допоздна, долго и тщательно анализируя сообщение, которое прислал мне Дэв. Не могу понять, оно означает, что я ему нравлюсь или что он меня ненавидит.

– Что в сообщении?

– Смайлик и смайлик.

– Думаю, ты ему нравишься, – говорю я.

– Хорошо. Если будет по пути, зайди в магазин за шоколадом и джином. Как вернешься, постучись в мой номер. А еще я хочу послушать рассказ о том, чем ты сегодня занимался, даже самые скучные моменты.

– Ладно. Буду в отеле через десять минут, – отвечаю я.

Ночной воздух теплый, здания поблескивают в свете уличных фонарей, луна медленно плывет высоко над крышами, и я чувствую, как меня наполняет оптимистичный настрой, от которого каждый шаг становится легче предыдущего. Не знаю, сколько времени у меня осталось, но мне кажется, что