я впервые вживую рассматриваю таинственные рисунки Хью Дрейпера на стене в тридцати сантиметрах над полом.

– Вот бы их не прятали, – говорю я, касаясь пальцами органического стекла.

– Слишком многие захотели бы сделать то же самое, – она кивает на мои пальцы и тоже садится на корточки, – и тогда рисунки бы стерлись.

– Интересно, почему он разместил их так низко? – спрашиваю я, изучая необычную работу – астрологический рисунок, трехмерное изображение земного шара. Дэв рассказывал, что по нему сразу становится понятно, что у скромного крестьянина Хью были передовые знания в области науки и физики.

– Это не просто имя или стихотворение, – говорит Вита. – Если бы Хью за этим застали, то тут же бы казнили. Он был вынужден чертить рисунок за кроватью, чтобы его не раскрыли. Это именно так ересь, за которую его и посадили в тюрьму.

– Колдовство, – тихо произношу я, смакуя драматизм этого слова на языке.

– Нет, все было гораздо хуже, – отвечает Вита. – Он был бедняком из низов, который рискнул стать образованным и любознательным, хотел улучшить качество своей жизни и жизней тех людей, с кем он жил. Несмотря на то, что он, по сути, был никем, ему удалось привлечь к себе внимание. Он стал человеком, к которому прислушивались, его пример заставлял других останавливаться и задаваться вопросом, по какой причине все устроено именно так, а не иначе, почему они голодны, бедны и живут в грязи и страхе. В конце концов Хью начал представлять угрозу для политической элиты, он мог разжечь восстание и почти разжег.

– Ты потрясающий историк, – говорю я. – Кажется, будто ты все обо всех знаешь.

– В Коллекции много старых текстов, которые еще не оцифровали. Про Хью я узнала совсем немного; даже если проведу там еще сто лет, то не получится прочесть все. Он был очень интересным человеком.

– Говоришь о нем так, словно вы лично знали друг друга, – поддразниваю я ее.

– В том-то и дело. – Вита осматривает пространство. Облака снаружи скрывают за собой солнце, в помещении резко становится холодно и промозгло. – Когда-то все эти имена принадлежали бьющимся сердцам. Они, совсем как мы с тобой, стояли здесь и размышляли, что уготовил для них завтрашний день. Я думаю о них как о живых людях, просто находящихся в другом времени, – она вздрагивает. – Или, что хуже, как о несчастных, застрявших в пытках и мучениях.

– Мне сложно представить, что это все было реально, – признаюсь я, рассматривая через проход в башню ухоженные лужайки и толпы переговаривающихся туристов в ярких одеждах, тянущиеся вдоль древних стен словно конфетти. – Ну убийства и пытки.

– Еще как реально, – говорит Вита с вытянувшимся, напряженным лицом. – В тысяча пятьсот сорок шестом году они привели сюда Энн Аскью и угрожали ей дыбой, убеждая отречься от протестантизма и выдать им имена других последовательниц. Девушка отказалась, поэтому ее подвергали пыткам снова и снова. Затем они привели ее прислугу в качестве свидетельницы, надеясь, что та предаст свою госпожу и подругу. Энн была храбра, целеустремленна, решительна и куда умнее мужчин, что боялись ее и потому хотели казнить. Она выдержала все пытки и не назвала ни одного имени. Месяц спустя они сожгли ее заживо. Ей было двадцать пять лет.

По ее щеке медленно скатывается одинокая слеза.

– Ты точно в порядке? – озадаченно спрашиваю я.

– Да, – Вита смахивает слезу. – Наверное, я думаю об этом чаще остальных, поэтому так остро все воспринимаю.

– Думаешь о чем?

– О скоротечности времени, о мгновении между смертью Энн, чьи крики эхом отражались от этих стен, и нами, стоящими тут. Цепочка жизней между «тогда» и «сейчас» куда короче, чем ты думаешь. До тех событий буквально рукой подать.

Ветер внезапно утихает. На мгновение мне кажется, что мы одни в этом огромном каменном сооружении, будто нам удалось выйти из потока времени, и теперь мир замер для нас двоих. По позвоночнику пробегает дрожь. Жалобный крик рассекает воздух, над нашими головами пролетает морская птица в поисках объедков, оставленных воронами.

Наши взгляды встречаются, и Вита смеется, возвращая нас обратно в шум и суету. Видение закончилось, но я по-прежнему ощущаю души погибших здесь. Они стоят у меня за спиной и смотрят, что я буду делать дальше. Скоро я к ним присоединюсь.

– Ты взорвала мне мозг, – говорю я, за что она легонько пихает меня.

– Пойдем отсюда. Здесь столько печали, что она сгущает воздух.

Мы оказываемся у зубчатых стен; от ветерка становится свежо и легко.

– Итак, может, осмотримся? – спрашиваю я. – Входной билет стоил целое состояние. В идеале я бы за такую цену остался здесь на месяц!

– Извини, – с печальным выражением лица произносит Вита. – Я немного поторопилась, да?

– Это из-за того, что тебе тут грустно? А ты случайно не медиум? Может, ты обладаешь способностью видеть мертвецов?

– Нет, – смеется она. – Я не вижу мертвецов, только живых, что прошли через эти ворота. Ну или, по крайней мере, помню. В этих стенах сосредоточена большая часть истории – судьбы множества людей, которых не стоит забывать.

Я с удивлением обнаруживаю, что Вита скорбит. Она скорее помнит их, чем оплакивает, открывает сердце всему, что произошло, и пропускает это через себя.

– А меня ты запомнишь? – спрашиваю вдруг я, а затем осмеливаюсь поймать ее руку и прижать к своей груди.

Улыбка пропадает с лица Виты. Свободной рукой она нежно касается моей щеки.

– Запомню, – отвечает она.

Глава двадцать восьмая

Я рада, что мы наконец оказались за стенами башни, в суете и шумихе летнего города, и не могу это скрывать. Здесь длинные тени воспоминаний, которым лучше оставаться забытыми, меня не достанут. Мы спускаемся вдоль реки, рассматривая лондонский пейзаж, простирающийся во все стороны. На фоне чистого голубого неба то тут, то там виднеются строительные краны. Этот город всегда будет разрушаться и отстраиваться заново; когда одно распадается, на замену ему рождается другое. И мне, возможно, суждено наблюдать за этим вечно.

– Как ты думаешь, Хью знал секрет бессмертия? – с отсутствующим видом спрашивает Бен.

Я смотрю на широкую и сильную реку. Небоскребы отражают дневной свет, в то время как более старые здания купаются в его золотом свечении.

– Думаю, он почти его разгадал, – говорю я. – Мне кажется, он почти понял принципы мироздания, приблизился к главной тайне и, возможно, в итоге наткнулся на что-то в своих исследованиях. Истории знакомы примеры мужчин и женщин, которые обладали такой же способностью постигать целое, которое намного, намного превосходит сумму всех известных нам частей, пусть и на одно лишь мгновение, прежде