Через некоторое, показавшееся бездной, время огонь северокорейских пулеметов немного ослаб, что дало возможность не только оценить обстановку, но и немного пострелять по пришедшим в себя продолжающим сближаться с вершиной северокорейцам.

Рота второго эшелона коммунистов под прикрытием огня пулеметов быстро поравнялась и опередила залегшую первую, которую активно приводили в порядок суетящиеся и раздающие пинки нежелающим подниматься солдатам сержанты и офицеры.

Дисциплина коммунистов из вышедшей в первый эшелон роты просто поражала, северяне шли как зомби, не обращая внимания на потери и даже не пытаясь присесть или залечь, только периодически стреляя на ходу и даже тогда в большинстве не останавливаясь. Впрочем, эффективность огня с поливаемой пулемётами вершины к этому времени настолько просела, что потери наступающих на данном этапе точно были вполне для них приемлемыми.

После пропуска роты второго эшелона вперед и сосредоточения по ней огня морпехов деятельность командного состава бывшей первой волны пошла довольно-таки успешно, в результате чего на взвод вскоре опять шли две поменявшиеся местами волны наступающих коммунистов. Пусть и частично смешавшиеся.

Под шлемом Крастера, прямо как в вертолете, зашевелились волосы. При такой схеме действий меняющихся между собой волн отбить атаку становилось нетривиальной задачей даже без пулеметов, продолжавших беспрерывно вести по вершине огонь на подавление. С ними же потери северокорейцев даже на взгляд падали настолько значительно, что надежда уложить на землю вторую волну, а потом снова прочесать огнем и присоединить к ней уже раз психологически сломавшуюся первую таяла как дым.

Тем не менее, то ли воспользовавшись ослаблением плотности пулеметного огня противника, то ли привыкнув к нему и реализовав фактор сохраняющейся у морпехов дисциплины, взвод все-таки сумел ещё раз остановить наступающих коммунистов. Причем на расстоянии буквально одного броска от вершины, когда сам Крастер уже был близок к панике. Стоило хотя бы одному слабому духом морскому пехотинцу рвануть в тыл – и Крастер уже был не уверен, что не он первым последует за ним. А вот сбить натиск второй волны взвод уже не сумел. Вопящие корейцы перешли на бег и, вбирая в себя сохранивших присутствие духа солдат первой волны, ворвались на позицию, багровым приливом захлестнув обороняющихся там морпехов. За спиной атакующих сержанты и офицеры северокорейцев пинками и угрозой оружия поднимали пытавшихся отлежаться.

По-настоящему напуганный Крастер за считанные секунды расстрелял магазин, свалив несколько коммунистов в секторе перед собой, и, меняя его на полный, огляделся по сторонам.

Перепуганный Фостер стоял в окопе неподалёку и бесприцельно лупил длинными очередями, рассеивая их по фронту. Находившийся на грани паники и бегства ланс-капрал как мог пытался остановить истошно орущих, бегущих прямо на него северных корейцев. Его второго номера, маленького черного живчика, любящего почитать приятелям рэп собственного сочинения ланс-капрала Питерсона, уже не было видно, на бруствере окопа сиротливо лежала одна винтовка.

Пауза при смене расстрелянного магазина стала для ланс-капрала роковой, перезарядившись и снова появившись над бруствером, открыть огонь он уже не успел. Воспользовавшись паузой, выскочивший сбоку низенький северокореец с трофейным «Томпсоном», поднимая фонтаны земли с бруствера, искромсал его сорок пятым калибром и, высадив в Фостера одной очередью все двадцать патронов, по инерции бега свалился в окоп. В двадцати футах далее в ячейку командира первого отделения попали противотанковой гранатой, мощный взрыв поднял над бруствером какие-то клочья и сорванный взрывной волной шлем.

Глаза боятся, а руки делают. Зрелище гибели взвода не смогло повлиять на поставленные в ходе тренировок и службы рефлексы движения. Тоже сменивший пустой магазин Крастер навскидку застрелил коммуниста, пытавшегося выстрелить в него из винтовки, и, переведя ствол в сторону, ещё одной короткой очередью размозжил глупую голову одуревшего убийцы Фостера. Бешено замотивированный, но толком не обученный северокорейский солдат появился над бруствером окопа ланс-капрала, в который свалился, всё ещё только запихивая в «Томпсон» новый магазин.

Сразу же после этого что-то тяжелое стукнуло Крастера по шлему. Лейтенант машинально кинул взгляд вниз – под его ногами лежал зеленый бочонок ручной гранаты, дымя выгорающим замедлителем.

Чтобы выпрыгнуть из окопа, ему не хватило максимум полсекунды. Под ногами хлопнул взрыв, по ногам стегануло осколками, и Крастер тяжело рухнул вниз. В глазах двоилось, ноги не слушались. Карабин остался за бруствером, так что рука снова нащупала рукоять пистолета…

В краснокорейца, появившегося над бруствером, лейтенант все же сумел выстрелить. Взвизгнувший с испугу северокорейский солдат дернулся в сторону и, выставив свой ППШ над зевом окопа на вытянутых руках, нажал на спуск.

Пламя дульного пламени ППШ в очередной раз стало последним, что видел Крастер в своей жизни. Прежде чем поливавшая лейтенанта как из брандспойта длинная очередь нашла его голову, у Крастера снова мелькнула мысль: «А ведь все должно было случиться совсем не так…»

* * *

Крастер стоял в проходе пилотской кабины «Супер Сталлиена», под вертолетом стелились освещённые утренним солнцем, покрытые лесом вершины корейских гор. Прямо по курсу строя вертолетов собиралась темная дождевая туча.

Под шлемом Крастера вставали дыбом волосы. Марк Рюккер повернул к лейтенанту голову:

– Синоптики облажались, Джош! Сейчас полетим под дождиком. Отклоняться от курса командир эскадрильи не хочет.

В горле опять стоял ледяной комок, хотелось если не сказать, то сделать хоть что-нибудь. Крастер оглянулся. Сквозь открытую дверь было видно, что стрелковый взвод лейтенанта почти в полном составе спал…

Грянул гром, мелькнула вспышка, и голос Рюккера подавился ругательством – в стёкла пилотской кабины лезли вершины растущих на горном склоне деревьев…