полукровка труд. — Рад, что моя скромная мысль нашла воплощение в столь внушительном труде.

Сонту самодовольно улыбнулся.

— Мои доверенные люди уже получили регистрацию на торговый дом и начали закупать товары. Прибыль разделим пополам, согласен?

Астид кивнул, изобразив удивленно-радостное лицо.

— Но ты должен, Падхар, сделать так, чтобы этот проект нашел поддержку у Дербетана. Поговори с панжасой Янсире. Пусть пожалуется владыке на плохое качество какой-нибудь еды, на задержку поставок, скажем, ниток для вышивки. Она имеет некоторый вес в его глазах. Попроси её, Падхар. Пообещай ей долю от прибыли. Скажем, десять процентов.

— Десять? Из моей части прибыли? — Астид насупился, ибо именно так должен был среагировать Падхар.

— Не жмись, евнух, — усмехнулся Сонту. — С тебя идея и немного помощи в продвижении закона. Сорок процентов с такого дела — солидная сумма. Заметь, при том, что на мне увольнение дворцовых закупщиков, создание торгового дома и налаживание сети поставок, я не претендую больше, чем на половину.

— Хорошо, — кивнул Астид. — Я постараюсь убедить Восьмую Невесту в необходимости и полезности этого закона.

Отказавшись от предложенного Сонту чая, Астид вернулся в свою комнату. Приказав не беспокоить по пустякам, он закрылся в комнате, вернул истинный облик и позволил себе немного расслабиться. Отдых не затянулся — не прошло и получаса, как к нему с посланиями от жен и наложниц явился старший евнух. Перечитывая четыре десятка свитков — с жалобами, кляузами, просьбами, Астид начал отчасти понимать Падхара, решившегося сбежать. Прочитав все, он отправил их в мусорную корзину. Другой евнух принес списки служанок, которых следовало повысить, понизить или перевести на другие работы. Астид просидел с бумагами до обеда, шлепая на всех подряд штамп «Одобрено».

После обеденной трапезы его посетила наложница предстоящей ночи — хрупкая, черноволосая, с миндалевидным разрезом глаз и кожей цвета топленого молока. На вид Астид дал бы ей лет двадцать шесть — двадцать семь. Женщина была хороша, но все же, по мнению Астида, не чета Танкри.

— Подготовь свою госпожу, как следует. Надеюсь, ты знаешь, что делать? — полукровка строго взглянул на служанку, сопровождающую панжасу.

— Да, главный евнух, — низко поклонилась та.

— Считаете, в этом есть смысл, панжавар Падхар? — усмехнулась наложница. — Скорее всего, я проведу эту ночь перед закрытой дверью владыки. Его немощность в последние дни перед новолунием неожиданность разве что для тех, кто провел в «Цветнике» меньше месяца. Вам следовало бы предложить почтенному старцу не обременять в эти несколько дней ни себя, ни наложниц. И он бы не чувствовал себя дряхлым мшистым пнем, и девочки бы высыпались.

Служанка распахнула глаза и в испуге прижала к губам ладонь. Астид сжал зубы и напряг мышцы лица, чтобы не расхохотаться. Усилием воли он свел брови, изобразив сердитую мину.

— Твои слова крайне резки и неучтивы. Ты говоришь о владыке Дусан-Дадара! Знаешь, к каким последствиям может привести тебя болтовня?

— К смерти? — равнодушно бросила наложница, разворачиваясь, чтобы уйти.

Служанка открыла перед ней дверь. Астид, глядя вслед смелой женщине, не сдержался.

— Что, если в такие дни он жаждет не плотской любви, а подобен ребенку, грустящему без материнской ласки?

Женщина удивленно оглянулась. Удивление сменилось задумчивостью, и, признательно поклонившись «Падхару», наложница удалилась.

Вечером, провожая её в главный дворец, Астид обратил внимание на интенсивный аромат, исходящий от её одежды — приятный, но доселе незнакомый.

— Уверена, что владыка оценит? — полукровка принюхался и повел в воздухе рукой, описывая неровную линию вокруг её фигуры.

— Вы про запах? Я знаю, что его мать, Пятая Невеста Луны, была родом из Кирджабы. Это духи из цветов алеции, которые растут только там. Думаю, она наверняка пользовалась ими.

Проводив находчивую, жаждущую внимания и привязанности Дербетана, наложницу до ворот главного дворца, Астид вернулся в свой покой. Он измучился за прошедший день, был вымотан напряжением магических сил и суетливыми бессмысленными обязанностями главного евнуха. Устало опустившись на стул, Астид взглянул на Сеймё, подобострастно взирающему на него.

— Принеси ужин сюда.

Сеймё рванулся исполнять поручение, а полукровка, опустив голову на ладони и кусая губы, взволнованно принялся размышлять о том, как пережить следующий день. Если не удастся за короткую ночь восстановить потраченные силы, может статься, что его миссию будет ждать провал.

Вернулся слуга с ужином.

— Иди к себе, — махнул Астид рукой, давая понять, что хочет остаться один.

— Я подожду, пока вы закончите трапезу, и расправлю постель, — согнувшись, сказал Сеймё.

Нехотя ковыряясь в чашках, Астид не съел и половины. Отодвинув тарелку, он встал из-за стола, доплелся до застеленной чистыми простынями кровати и плюхнулся на неё. Развязывая тесьму, Астид удивленно осознал, что его руки дрожат. Он кое-как стащил хламиду, развязал шнурки, скинул туфли и потряс ногой в попытке сбросить с неё носок.

Убирающий со стола Сеймё внимательно следил за его действиями. Носок никак не хотел сползать с пухлой щиколотки, зацепившись за край штанины.

— Позвольте мне, панжавар Падхар!

И Сеймё, в надежде избавиться от утренней немилости, кинулся снимать с ног усталого господина носки. Прикоснувшись к щиколотке, слуга вдруг увидел, как истончается, вытягивается нога. Он в испуге поднял голову и встретился глазами с черноволосым худым незнакомцем, облаченным в одежду Падхара. Астид коротким движением ткнул Сеймё в точку на шее, и тот свалился на пол, стянув с ноги полукровки зажатый в пальцах носок.

— Я же просил не прикасаться ко мне, — зло прошипел Астид.

Коснувшись босой ступней обездвиженного слуги, полукровка сделал так, как учил его Гилэстэл. Жизненная сила лежащего на полу человека наполнила полукровку энергией, возвращая оптимизм и бодрость духа. Он не смог сдержаться, не смог остановиться и выцедил из Сеймё жизнь до последней капли. Серые алчные глаза под черной челкой — последнее, что видел в своей жизни старый слуга.

С телом нужно было что-то делать. Полукровка подумал и сделал то, что, по его мнению, сделал бы Падхар — перевоплотившись, громко закричал, зовя на помощь. В комнату вбежали двое молодых евнухов.

— Ему плохо! — тыча пальцем в Сеймё, верещал «Падхар». — Да зовите же лекаря!

Один из вбежавших склонился над телом, приложил ухо к груди.

— Он умер, панжавар Падахр, — взглянул снизу вверх на сидевшего на кровати полуодетого главного евнуха.

— Умер? — с горестным недоумением выговорил толстяк. — Какое несчастье. Бедный Сеймё.

Падхар покачал головой, слез с кровати, нагнулся и вытащил из пальцев Сеймё носок.

— Бедный Сеймё, — повторил печально и повел рукой. — Унесите его.

Глава 15

Утром Астид проснулся бодрым и полным сил. Он громко зевнул и прокашлялся, но, к его облегчению, никто не откликнулся