масштаба (любимое выражение незабвенной замдиректорши Института, «мы ученые, – говорила она, гордо держа голову, – пусть и местного масштаба»). Конечно, время для служения музам он избрал неподходящее, но опыт показывает, что подходящего времени можно дожидаться всю жизнь и не дождаться, да и возраст у Олева был не тот, человек, которому сорок пять, вряд ли вправе откладывать хоть что-то на будущее. Так что Елене оставалось только поддержать мужа морально и материально, поскольку скромный гонорар за еще неснятый фильм маячил на горизонте туманным облачком, которому не скоро предстояло пролиться золотым дождем. Она и поддержала бы, но… Денежная реформа! Впрочем, даже не эта операция, превратившая содержимое чулок в прах, в пух, в пыль, в нуль, так что в ближайшие год-два народные сбережения могли заполнить лишь носок, да и то не предмет одежды, один из пары, а кончик того самого чулка, не эта операция оказалась главным камнем преткновения, судьбу частной медицины на ближайшие пару лет решил хлынувший в обзаведшееся конвертируемой валютой государство поток пластмассовой роскоши в виде телевизоров, видеомагнитофонов, холодильников, оконных рам, стиральных машин, фотоаппаратов и прочих материальных благ, которые, как нетрудно догадаться, большинство людей предпочли нематериальным, например, здоровью. Не прошло и года, как владелец кооператива торжественно вручил Елене ее трудовую книжку, где было отмечено, что она освобождается от своих обязанностей в связи с тихой кончиной предприятия, именуемого стерильно и расплывчато «Гигиена». Вот тогда обратная сторона ее везения предстала перед ней во всей своей красе – размалеванная запретительными надписями и чуть ли не украшенная черепом с костями. Ибо не устройся она в этот кооператив, возможно, побегав или поискав знакомых, она все же нашла б себе местечко в государственной системе, откуда… Но не будем повторяться. В государстве, где главным средством устрашения плодов неудачного российско-эстонского брака в лице полумиллиона людей, называемых здесь мигрантами, проще говоря, народца не того происхождения, служил закон о языке, нечего было и думать найти работу без справки, в которой черным по белому значилось, что податель сего разумеет язык титульной нации в объеме от А до F, причем врачам этого объема полагалось более чем достаточно. Оставалось либо срочно увеличивать знания в объеме по студенческой методике, надувая их, как воздушный шар, в надежде, что лопнет он на следующий день после экзамена, а не накануне, либо положить зубки на полку, предварительно обернув их целлофаном, дабы не запылились, ибо лежать им там предстояло долго, и довольствоваться любовью. Студенческая методика, к сожалению, Елене уже не давалась, в тридцать семь лет не так легко, как в двадцать вбить себе в голову за два-три дня целый предмет, так что ей не оставалось ничего, кроме любви.

Да, кстати, спросил бы читатель, имей он возможность задавать вопросы, когда, наконец, речь пойдет о любви? Непонятно, увенчались ли успехом поиски Елены на поприще интеллектуально-эротическом, и обрела ли она в итоге счастливую возможность сочетать пир души с телесными удовольствиями? А человек более грубый наверняка воскликнул бы:

– Да перестаньте морочить нам голову рассуждениями о духовном слиянии и прочей белиберде! Вышла ли, наконец, ваша героиня в сфере наслаждений из области теории?

Впрочем, человек грубый явно не ограничился бы столь витиеватыми выражениями, а придал бы своему вопросу иную форму. Чтоб не раздражать его и не давать повода заставлять нас и вас краснеть, ответим сразу: да, читатель. Да. В той же мере, в какой золотоволосую аргивянку влекло к смуглому черноволосому Парису – конечно, мы ошиблись, вообразив его бороду золотистой, и невольно запутали доверчивого читателя, ну разумеется, Парис был брюнет, мысль о том, что противоположности притягиваются, отнюдь не досужая выдумка романистов и не самонадеянная экстраполяция законов электродинамики (а может, статики) на отношения между ним и нею, это научный факт, в конце концов, не за Приамовым же золотом рванула в Трою спартанская царица, тем более, что, как теперь стало ясно и нам, а древним грекам было известно с самого начала, никакого золота у Приама не водилось, да и если б оно имелось, носила б его не Елена, а Андромаха, невестка старшая и любимая, да, так же, как прекрасную аргивянку к Парису-Александру, нашу Елену тянуло к светлоголовому богатырю-викингу, к тому же природные способности и благоприобретенные навыки того в соответствующей области… Тут мы позволим себе, читатель, самую малость порассуждать на скользкую тему, рискуя при этом не понравиться своим соотечественникам. Конечно, не абсолютизируя недостатки Артема и не распространяя на всех северных мужчин достоинства Олева. Но заметим, что и помимо Артема и даже Алика, у Елены набрался кое-какой опыт, позволявший делать выводы, да и общение с подругами изрядно пополнило ее личные наблюдения, ведь, подозревают о том мужчины или нет, но женщины, делясь друг с другом своими секретами, частенько вдаются во всякие детали, обнародование которых их мужья или не всегда мужья с радостью запретили бы. Итак. Для южных мужчин их наличествующая или воображаемая потенция – предмет неумеренной гордости, до той степени, что они не стесняются разглагольствовать о ней не только с приятелями (впрочем, простите, может, с приятелями они как раз и не касаются подобных тем), но и со знакомыми женщинами и не обязательно врачами (о врачах и говорить нечего). Просто знакомыми, добавим для тех, кто склонен усмотреть в нашей формулировке признак (или призрак) интимности, впрочем, и с непросто знакомыми подобные беседы тоже ведутся и иногда даже невзирая на вещественные доказательства противного, так и Артем нередко вспоминал при Елене какие многосерийные постельные сеансы закатывал в молодости (что он считал молодостью? – спросите вы, как спрашивала и Елена. Если сорок лет это старость, то что такое молодость?). Однако представления их о проявлениях этой самой потенции довольно однобоки, они полагают себя мужчинами в случае, если им удается совершить (будем выражаться прямо) половой акт от начала до конца и получить при этом удовольствие. И это все? – спросите вы. Да, читатель, это все. Во всяком случае, как правило. Так что мужчина, который дает себе труд заметить, что он в постели не один, уже выгодно отличается от упомянутых довольных собой самцов (не исключено, впрочем, что довольство это в определенной степени показное, иначе зачем бы требовать от женщин отсутствия сексуального просвещения, не для того ли, чтоб отнять у них возможность сравнивать?). А если он к тому же за оставшийся за спиной отрезок жизни успел набраться опыта (Ну не с женой же мне изощряться? – наивно замечают мужчины там, на юге), да и наделен от природы способностями, то… Но все,