— Кто говорит за жителей?

— Формально, даже должности управляющего в городе нет. Поэтому все сбиваются в отдельные корпорации со своим главами. Полагаю у кого-то из них достаточно авторитета, чтобы подпадать под требования вашего устава.

Воображение Дади уже рисовало картину того, как кантина набивается людьми. Вот она стоит спиной к стойке, а на неё смотрят две сотни уставших глаз без единой искры. Кто-то хочет что-то сказать, но его, или её, грубо останавливают. Запрос можно сделать лишь единожды, но чего же тогда просить? Тут и там выкрикивают идеи. Разгорается огонь обсуждения, из него растет пожар споров. Ведь каждый точно знает, что лучше для города. От этой картины у девушки засосало под ложечкой.

— Какой запрос ждать? — сглотнув спросила она.

— Я ставлю на запрос помощи. Преступность, нехватка продуктов, неэффективна сеть — задач решаемых монашеским вмешательством тут полно. А людей способных воспользоваться твоим знанием и умением куда меньше.

Это вселило в Дади тень надежды. Надежды сделать дело и уйти смело. Девушка устыдилась столь эгоистичной мысли, но ничего не могла поделать. Голос Акабы-Пять, непрерывно звучащий на задворках сознания, звучал слишком знакомо. Слишком похоже, на голос умирающего монастыря.

После этого Дади коротко пересказала все, что узнала от Дина (который сидел рядом, положив голову на кулак и манипулятором почесывая зудящую макушку) о бедствиях, постигших город в последние годы. Сама она все ещё сторонилась городской сети. Музыкант подтвердил все сказанное, от чего Дади только сильнее начала чувствовать следы Недуга вокруг.

— Я ничего не могу изменить, — сказала Дади, не обращаясь ни к кому конкретно, — только дать им время.

— Может быть. Впрочем, в одном вы правы, сида, здесь мы можем мало. Нужно смотреть выше, — сказал музыкант, устремив свой указательный палец к потолку. — Я имел удовольствие общаться с далеко не последними юристами по эту и даже ту сторону Третьего Круга. И по их словам, в руках губернатора Магистрали Акаба все же есть нужные полномочия для снятия чрезвычайного положения. Это не панацея, но дышать здесь станет легче. Одна подпись на одном документе. Но губернатор не торопится тратить калории на такой жест. Я бы сказал, что он один виноват в этом бардаке, но меня учили ничего не возводить в абсолют.

— Где находится управление магистрали? — спросила Дади, догадываясь каким будет ответ. У неё появилось ощущение, что она спустилась с горы и отправилась именно на восток совсем не случайно.

— Акаба-Четыре разумеется. Один переход на Запад отсюда. Но весьма длинный переход. Зачем было переносить все управление магистрали из Акабы-Один вглубь Края мне неведомо. Это большое и длинное неизвестное, которое может тянуться до спальни дома Хинан на Северном Краю. Может даже до властей Второго Круга, если не дальше.

Музыкант вздохнул и выпрямился, чтобы потянуть затекшую спину.

— Как же удручающе мало мы можем. Удача и правда обошла вас стороной, сида, если ваш путь пролегает здесь. Но, пожалуй вы единственная паломница на моей памяти, способная отказать в прошении.

— Отказать?!

— Нарушить правила монастыря, которого уже нет, нельзя. Стоит ли из-за них рисковать своим будущим?

Эти слова вызвали сначала недоумение, затем и гнев. И не простой гнев, а особенный, угнездившийся в её душе ещё когда ворота Калат закрылись за спинами уходящих братьев и сестёр. Гнев, проводником для которого мог служить только меч.

— Я помогу чем, смогу, — продолжил музыкант, вида как его собеседница начинает закипать, — раз вы правда болеете за нас, оставленных здесь.

Дади уже была готова разозлиться по настоящему, как в кантину вошел человек мужчина без особых примет, и гневу пришлось делить место с паникой. И даже прежде, чем обернуться к нему, девушка изготовила АПОСУМ. Мужчина сел за столик поодаль, стесняясь обращаться к кому-либо первым. Музыкант встретился с ним взглядом и жестом призвал подойти — бывший монах был человеком без имени, но явно не без авторитета.

Мужчина подошел к стойке в полной растерянности от незнания того, что в этой ситуации ему предписывал этикет. Он вытянул руки по швам и поклонился, произнося свое имя. Дади встала и поклонилась ответ, но не столько глубоко. Девушка представилась и более не произнесла ни слова, от чего мужчина замешкался только сильнее. Наконец он попросил разрешения рассказать свою историю. История была короткой. Рождение с болезнью сердца, жизнь с теломодами, выживание без средств на их обслуживание. А потом их коснулся Недуг.

Сердце Дади начало колотиться. Больше откладывать прямой контакт с местной сетью было нельзя. Глубоко вздохнув, она закрыла глаза, открыла свою Связь и потянулась. Закрыв внутренний взор всему, что не было связано с сердцем обратившегося за помощью мужчины, она добралась до обслуживающих его призраков. Они ощетинились оборванными сетевыми нитями, которые никуда не вели. Отблески красного говорили о контакте с Недугом, который был искоренен довольно грубо. Монахиня смогла сплести из отрубленных нитей маленькую сеть, теперь призраки в имплантах могли лучше общаться друг с другом. Несколькими код-мантрами она отсекла алгоритмы со следами недуга и заменила их новыми.

Мужчина не почувствовал особых изменений, но осознание того, что больше не придется хвататься за грудь гадая, остановиться ли сердце сейчас или потом, привело его в восторг. Мужчина был готов упасть на колени, но Дади быстро ответила формулой из своего справочника. Он засеменил к выходу, то и дело оборачиваясь и отвешивая очередной поклон. Как только дверь закрылась, Дади ощутила как по городской сети побежала волна благоговения — в город прибыла настоящая монахиня из неопороченного монастыря.

Девушка вновь уселась за стойкой. Пока она колдовала над сердцем, музыкант исчез на кухне. Вскоре он вернулся с подносом, на котором красовались два горячих консервированных обеда и две порции воды по квотам. Дин начал трапезу без особого энтузиазма, хотя и проголодался. Дади в очередной спросила себя, как поступил бы учитель. Решив, что от еды, которая пропадет в ином случае, он бы точно не отказался, тоже решила поесть.

Пока они молча жевали полуфабрикаты, кантина наполнялась народом. Дади не сразу заметила, как за её спиной начали перешептываться люди, пока ещё сидящие за столиками. Но сидячие места стремительно заканчивались, а шелестящий шепот перерастал в гул разговоров. Которые резко стихли, словно дернули выключатель.

Отодвинув от себя уже давно опустевшую тарелку, она снова изготовила АПОСУМ. Собравшись с духом, она обернулась и соскользнула со стула. Собравшиеся выглядели так, словно жили в горах не один месяц, хотя блага цивилизации были у них под боком. Несколько человек