вообще ничего нет. Вряд ли примут карточку банка, на которую мне начисляют военную пенсию.

Разделся, принял душ — вода горячая, чистая, шампунь в диспенсере на стене приятно пахнет и хорошо мылится. Аж вылезать не хотелось. Осмотрел культю. Чуть поджила, не загноилась — это хорошо. Надеть протез смогу в лучшем случае через неделю — это плохо. Мои недокостыли из трухлявых вешалок так долго не проживут. Одежду очень стоило бы постирать, но сменить её не на что. Ладно, буду ложиться спать — простирну, авось до утра высохнет. А сейчас надо уже пожрать, а то живот совсем подвело.

Ресторан оказался дальше по коридору, у входа маячит массивный киборг с безжизненным, как будто отлитым из резины, туповатым лицом. Еду накладывает такой же, а бармен за стойкой вообще прикручен к своему месту намертво, как поворотный манекен.

Выпить я бы не отказался, но в бесплатный ужин алкоголь не входит. Обслуживание как в столовой — тыкаешь пальцем в блюда, робот накладывает их на тарелки, ставит на поднос, забираешь и валишь к столику. Салат, первое, второе и компот. Набрал по максимуму. Чёрт его знает, когда ещё удастся нормально пожрать.

Еда очень вкусная, или мне так кажется после нескольких недель сухомятки. Пока я наслаждался редкой возможностью спокойно и качественно питаться, в ресторан заявился Мирон. С ним та старуха, что узнала Аннушку, и ещё с десяток мужиков, по виду — типичные водилы. Судя по тому, как привычно они направились к стойке, караван тут ночует не первый раз. Мирон с бабусей сели отдельно, водители заняли пару больших столов, некоторые из них сбегали к бармену, им Мирон погрозил пальцем, но не очень строго: «Мол, знайте меру». Ни одного беженца с собой не привели. Видимо, оставили ночевать в автобусах и питаться тем, что у них с собой. Склонен согласиться с Аннушкой — мудачьё какое-то.

Пока допивал компот непривычного, но приятного вкуса, наблюдал забавную сценку. Старушенция, ужинающая с Мироном, явно требовала к ужину чего-нибудь покрепче, красноречивыми жестами указывая на робобармена, но караван-баши отрицательно мотал головой, выговаривая ей что-то, судя по мимике, обидное. Я слишком далеко, чтобы разобрать слова, но конфликт интересов налицо. В конце концов, бабка проартикулировала ярко накрашенными губами что-то матерное, встала, осмотрелась и направилась ко мне.

Пёстрая юбка, на сухих руках куча ярких браслетиков, на морщинистой, как у черепахи, шее многочисленные бусы, на потасканном лице большие очки. Одно стекло в них зелёное, другое — фиолетовое. Судя по виду, своё первое пиво она могла выпить ещё на Вудстоке, после которого так и не просыхала, поэтому забыла переодеться.

— Молодой человек, — прохрипела она, присаживаясь за мой столик. — Купите даме выпить.

— С какой стати? — поинтересовался я.

— С такой, что несчастная Доночка тащила ваш сраный караван через пол-Мультиверсума, а этот жадный мудила, — она показала большим пальцем за спину, в сторону Мирона, — не даёт ей ни капелюшечки водочки.

— Не надо работать на жадных мудил, — пожал плечами я.

— Другие караванщики почему-то не хотят брать хорошую Доночку. Говорят, она слишком много бухает. Но разве кто-то понимает, какая это жопа, видеть изнанку Мироздания? Доночка бухает? — она заломила высохшие, в пигментных пятнах руки. — Святые Хранители, а кто не бухает? Вот скажите мне, молодой человек, кто?

Я молча показал недопитый стакан компота.

— У тебя денег нет, что ли? — проницательно спросила она.

Я кивнул.

— Засада… Слушай, ты же с Аннушкой, да?

— Типа того.

— А где она? Вот кто точно не пожалел бы кружечку водочки для умирающей от жажды глойти!

— Она тут, похоже, вип-клиент. Ей в номер ужин подают.

— А, ну да, точно, — пригорюнилась старушенция. — Аннушка крутая.

— Вы знакомы?

— Ну, так-то да, но она меня вряд ли вспомнит. Я тогда была чуток моложе, могла выпить сколько угодно. И выпивала… А теперь сижу, сухая, как лист, и никто даже сто грамм не нальёт. У тебя точно денег нет?

— Я даже без понятия, чем тут платят, — признался я.

— Разным всяким. Там обменник в холле есть. Но рядом с парковкой в гаражах сидит один грёмлёнг, у него курс лучше. Слушай, парнишка, может, у тебя на обмен что-то есть? — воодушевилась она вдруг. — Сама к нему сбегаю, ты сиди, я мухой!

Мне стало интересно, что я могу выручить за разряженный акк, но бабуля не производит впечатление надёжного контрагента. Обойдусь.

— Не смей покупать ей алкоголь! — это Мирон подошёл. Поужинал, значит.

Мне он не нравится, тон у него тоже хамский, но это ещё не повод с ним ругаться. Кто знает, вдруг нам и дальше по пути окажется. Я пока вообще без понятия, где мы и как отсюда попасть домой. Аннушка на меня почему-то злится, вполне может бросить тут и свалить. Я даже не буду в претензии — из той жопы, где я был, она меня вытащила, взамен ничего не потребовала. Судя по Мирону, это уже много больше того, что можно ожидать от людей в Мультиверсуме. Не лучшая у меня позиция для скандала. Поэтому я только плечами молча пожал.

— Старая тупая алкашня сразу накидается в сопли, а нам с утра выезжать, — снизошёл пояснить караван-баши.

Бабуля буркнула себе под нос что-то типа «сам дурак», но тихо. Опасается, значит. Возможно, что он и прав, но сформулировать можно было иначе. Как-то уважительнее. Хотя бы при посторонних. Мудак этот Мирон. Впрочем, не моё дело.

— Привет Аннушке, — сказала старуха мне вслед, когда я поковылял обратно в комнату.

* * *

Когда в дверь постучали, я уже мысленно назначил день оконченным. Всю одежду постирал в душе халявным гелем и развесил везде, где смог зацепить, поэтому открывать пришлось в куцем белом халатике, обнаруженном в стенном шкафу вместе с полотенцами и тапочками.

— Здравствуйте, Просто Лёха, — сказала Алина. — Насколько вы удовлетворены пребыванием в статусе гостя Терминала?

— Поставлю при случае пять звёздочек, — буркнул я. — Если найду куда.

— Обращаю ваше внимание, — сказала киберхостес, оглядев мою комнату, — что Терминал предоставляет гостям услуги прачечной.

— Боюсь, уже поздно.

Чёрт бы побрал эту пластиковую красотку. Получается, я зря