— Что? Туда? Зачем?

«Господи, ну почему я даже не могу закончить предложение?»

— Ну, — сказала Джастин, — завтра очень важный для меня день, и я уверена, если бы ты просто сидела там в своем деловом костюме и строго на них смотрела, то они бы дали добро. Понимаешь? Вот все мои бумаги на завтра. — Она протянула Анне бежевую папку.

Анна раскрыла папку.

— Не знаю, что и думать… Как ты только что намекнула, я всего лишь твоя серенькая, «правильная» подруга. Я даже никогда не была в этом клубе «Стормонт», не говоря уже о том, чтобы занималась организацией чего-то подобного… Что я, по-твоему, знаю о клубах?

— Все, что надо, — заверила Джастин с улыбкой и улеглась на ковре. — Ты же помнишь наш «Тайный Союз»?

— Нашла что вспомнить! Нам было по восемь лет!

— Вы столько лет знакомы? — удивился Том.

— Да уж.

Они познакомились в первый же свой школьный день. Нахлынули воспоминания. Колючая форма. Мать Анны плачет, застегивая на дочери белую блузку. Под блузку задувает ветер. Анна растеряна. Она чувствует себя неуютно в теплой белой жилетке, в шляпке, в кожаных туфлях с ремешком и пряжкой и в гольфах до колен. Сентябрь. Холодно и пахнет палой листвой.

— Так что ты на это скажешь, Поттер? — спросила Джастин. — Придешь завтра?

— Сомневаюсь, чтобы я…

— Ладно, забудь. Эта была идея моей мамочки.

— Тети Илейн?

В детстве они с Джастин жили в конце одного и того же тупика. Их матери вместе организовывали в их районе празднования в честь серебряного юбилея королевы. Мать Джастин не хотела, чтобы в праздновании принимали участие цветные. Тетя Илейн могла спокойно терпеть иностранцев, но бангладешцы вызывали у нее подозрения. Она не считала себя расист-кой, но ее отталкивала внешность вьетнамских беженцев. Не подумайте об Илейн плохо: ей нравились этнические меньшинства, особенно такие, которые как будто превратились уже в большинство. К тому же Илейн всегда подчеркивала это, ей очень нравились острые блюда: карри и рыба «гефилте». По мнению Илейн, ежегодный карнавал национальных меньшинств в Ноттинг-Хилле был слишком уж красочным. Конечно, цветные в ее непрекословном мнении имели право на существование. Она считала их равными себе, но жить они должны были отдельно. Мать Анны пыталась убедить ее, что, позволив цветным участвовать в праздновании юбилея королевы, они пойдут им на уступку всего на один день. Видела бы Илейн, как эти бангладешцы обставили свой дом № 13. У них мягкий ковер, так сочетающийся с рисунком паркета. А какой они вывесили флаг Соединенного Королевства! Самый большой флаг на их улице! Полотнище их флага все еще продолжало развеваться над крыльцом, когда все их соседи по улице уже перестали праздновать.

— А почему Илейн вспомнила обо мне? — спросила Анна, быстренько избавившись от приставки «тетя».

— Она сказала, что «ты умеешь себя вести».

— А с чего она это взяла?

— «Ну, знаешь, Джастин, ведь Анна твоя самая лучшая подруг», — произнесла Джастин, старательно копируя выговор своей матери.

У них с Джастин все было общее. Они были одного знака зодиака. Анна делилась с Джастин своими завтраками и фломастерами; болела вместе с ней ветрянкой; составляла ей компанию, когда Джастин оставляли после уроков. У Анны до сих пор хранилось доказательство их дружбы — двойная фотография времен начальной школы. Обе в школьной форме у Анны — строгая и аккуратная, а у Джастин — с драным карманом на курточке.

— Я ей говорю — мы сейчас практически не общаемся. Но мама и слушать меня не хотела. Тебе, говорит, дается великий шанс наконец чего-то добиться в жизни, Джастин. Они только глянут на тебя и сразу поймут, что тебе нельзя доверять. А Анна может показать им свое резюме, и они поймут, что она никогда не сбивалась с пути истинного.

— Но это же глупо!

«Я так часто сбивалась с пути».

Еще в начальной школе Джастин руководила Анной во всем; она уводила ее от предсказуемого к новому и неизведанному. Прогуливая уроки, они отправлялись вдвоем на Пиккадилли-Серкес или еще куда-нибудь. Незаметно прошмыгивали мимо кондуктора в метро, садились в поезд и ехали до самой «Тоттенхем-Кортроуд». Если бы не Джастин, Анна обязательно бы где-нибудь заблудилась.

В первый их день в средней школе Анна совсем растерялась. Джастин протащила ее сквозь толпы школьников в красно-белой форме, хлынувшие из старого школьного здания в новое. Возможно, Анну бы просто зашпыняли в школе, если бы не Джастин со своей новой компанией бритоголовых дружков. Эти парни любили сидеть на ступеньках бара «Вимпи» и издеваться над прохожими или распевать рекламные лозунги. Как-то раз они и на Анну наскочили с улюлюканьем. Начался их второй год в средней школе, Джастин уже вовсю трахалась с парнями. Она стояла в толпе своих бритоголовых дружков перед зданием телеграфного агентства «Мартине». Их любимой забавой было глумиться над пожилыми инвалидами. Если бы не Джастин, то вполне вероятно, что сидящие на ступенях бритоголовые ребята, которые выкрикивали расистские оскорбления и мочились прямо на тротуар, сотворили бы и с Анной что-нибудь ужасное, непоправимое. «Не трожьте ее! — велела им Джастин, которая уже носила туфли на высоченной платформе. — Поттер своя».

— Я уверена, что мама до сих пор считает меня школьницей.

— Да, — согласилась Анна. — Моя мама до сих пор думает, что мне двенадцать и я все еще без ума от Мартина Шина.

— А на самом-то деле ты была без ума от Чарли Секера.

— Чарли Секер? — удивился Том. — Тоже какой-то актер семидесятых?

— Нет, — ответила Джастин, — Чарли Секер не актер. Он был реальным парнем.

У Чарли была великолепная для тринадцатилетнего мальчика фигура: широкие плечи, узкие бедра и идеальной формы ягодицы. Анна умирала от желания быть частью этого тела, принадлежать ему, как пуговица рубашке, или хотя бы быть его подружкой. Но Чарли появлялся в ее жизни только эпизодически. Чарли, медленно шагающий по школьному коридору. Чарли, играющий пластмассовым помидором в баре «Вимпи». Чарли в окне своего дома, перед телевизором. Чарли в метро, ноги задраны на сиденье напротив. Чарли, предъявляющий билет кондуктору. Чарли, отражающийся в витрине магазина грампластинок. Он был точно таким, как парни в романтических фотогалереях женских журналов. Она представляла себе ход его мыслей: что бы он сказал или подумал. Как в комиксах, где мысли пишутся в облаках над головой персонажей.

Чарли сидит перед телевизором: Мне надоело сидеть дома и смотреть футбол.

Анна в доме Мирны: Интересно, скоро он пройдет мимо?

Чарли здоровается с Анной на хоккейном матче в школе: А эта девчонка ничего.

Анна видит Чарли, идущего домой: В нем действительно что-то есть.

Лабрадор Чарли несется навстречу Анне: Может, я всего лишь собака, но я могу помочь сдвинуть дело с мертвой точки..