Два года спустя, в 1964 году, разразится настоящая война между некоммерческой британской корпорацией BBC и коммерческой пиратской радиостанцией Radio Caroline, названной в честь семилетней принцессы Монако Каролины. Эта новость облетела весь мир. Вещавшее на Англию, Radio Caroline размещалось на корабле, находившемся за пределами территориальных вод Великобритании, и открыто конкурировало с BBC. Британское правительство, которому она принадлежала, сочло эту ситуацию неприемлемой.

Де Голля точно так же раздражало RMC, вещавшее с территории княжества. Это был прекрасный повод преподать Ренье урок. Сторонники французского президента в Монако добились увольнения директора радиостанции под предлогом того, что он был проамерикански настроен.

На деле же это означало, что они транслировали слишком много американской музыки вместо французской. Ренье пришел в ярость от столь наглого вмешательства иностранного правительства в дела независимого государства.

В апреле переговоры с Францией были прерваны.

Правда, Монако отчасти зависело от Франции.

Национальный совет поддержал князя, однако министр внутренних дел, грубоватый французский бюрократ Эмиль Пеллетье, занял сторону де Голля.

Негодующий князь обвинил его в нелояльности.

Пеллетье пригрозил поделиться с президентом известной ему информацией. Он также пообещал рассказать де Голлю об антифранцузских настроениях Ренье.

Князь недолго думая отправил его в отставку.

Де Голль воспользовался предлогом и вновь придрался к уклонению от налогов. Он объявил, что, уволив Пеллетье, Ренье нанес оскорбление Франции, и потребовал пересмотреть договоры между Монако и Францией. Если обстановка не нормализуется, Франция закроет границу с Монако и «перекроет княжеству кислород».

Де Голль решил заново переписать договоры с Монако, действовавшие с 1861 и 1918 года.

Ренье считал, что президент Франции не может это сделать безнаказанно.

— Де Голль не мог это сделать законным образом. Мы были готовы отстаивать свои права даже в Гаагском суде. Наш договор с Францией основывался на положениях Версальского договора, который нельзя вычеркнуть из истории.

Но именно так и хотел поступить де Голль.

В свои 72 года он достиг вершин политической власти. Он хотел видеть Францию независимой сверхдержавой, которая требует к себе уважения остального мира, однако далеко не все разделяли это представление. И все же для многих соотечественников он был не просто «господином президентом», но всегда — «генералом».

Заносчивость де Голля вкупе с его исключительно высоким мнением о роли Франции и о самом себе были соразмерны лишь масштабу его личности в буквальном смысле слова. Шарль де Голль был человеком почти двухметрового роста, тогда как рост Ренье составлял лишь метр семьдесят.

— Де Голль был странным человеком, — продолжал князь. — Когда он приезжал в Монако или когда мы с Грейс бывали в Париже с официальным визитом, он всегда вел себя чрезвычайно любезно. Приезжая к нам, он обязательно привозил подарки для Каролины. Она в ту пору была еще маленькой, и, когда ее представили ему, казалось, что дед прибыл в гости к внучке. Она засыпала его вопросами, например, есть ли у него пони. Он говорил с ней минут десять. И вместе с тем в отношении к Монако де Голль оставался непреклонен.

Несмотря на многие различия, Ренье признавал, что не мог устоять перед обаянием де Голля, который был превосходным политиком.

— Я сравнивал его с Эйфелевой башней не по причине высокого роста, а потому, что его можно было не любить, но не восхищаться им было невозможно. Он был очень холоден.

Стоит президенту Французской республики утвердиться в Елисейском дворце, как он сразу же становится монархом.

Когда де Голль к своему ужасу понял, что Ренье без борьбы не сдастся, конфликт запылал с новой силой. Де Голлю казалось немыслимым, что кто-то осмелился ему перечить.

Ренье прекрасно понимал, чем он рискует.

— Де Голль хотел, чтобы мы в Монако приняли французскую фискальную систему. После того как кто-то в Министерстве финансов внушил ему, что бо́льшая часть североафриканских денег Франции осела в Монако и их нужно вернуть, президент решил, что переговоры излишни; его слово для нас закон.

Чтобы настоять на своем, де Голль выдвинул ультиматум. Если Ренье не уступит, то он — Шарль де Голль — прикажет поставить таможенные барьеры, чтобы изолировать Монако от остального мира.

Ренье был непоколебим.

В октябре де Голль нанес первый удар, запретив пропускать в Монако и из него письма с марками княжества. Президент заявил, что прежние тарифы недействительны и отныне получать и отправлять письма можно лишь с международными марками.

В то время бо́льшая часть деловой переписки осуществлялась по почте, так что это решение имело далеко идущие последствия.

Затем де Голль приказал двум ротам жандармерии, расквартированным в Ницце, быть в состоянии боеготовности. Тотчас поползли слухи о том, что французские парашютисты готовятся к захвату Монте-Карло с воздуха. Тем временем жандармы возвели барьеры на всех дорогах, ведущих в Монако. В ночь на 12 октября 1962 года французская полиция и таможенники закрыли границу.

По приказу де Голля они останавливали все машины в обоих направлениях и задавали водителям бесчисленные вопросы. Скажем, увидев в машине радиоприемник, спрашивали, где тот куплен, и требовали чек. Если документы были не в порядке, машину заворачивали обратно.

На рассвете пробка на дороге растянулась на 16 километров.

В глазах Ренье действия де Голля представляли прямую угрозу суверенитету княжества, что было недопустимо.

В ответ на протесты несговорчивого князя французский президент пригрозил прекратить подачу в Монако воды и электричества.

Ренье с трудом представлял, что будет с Монако, если де Голль выполнит свою угрозу, однако не сомневался, что тем самым французский президент подпишет себе приговор.

— Это было бы очень глупо, — говорил князь, — ведь с нашей стороны не было никакой агрессии. В интервью я пытался объяснить, что, отказываясь идти на поводу у де Голля, мы не занимаем антифранцузскую позицию. Я лишь выступаю против действий, предпринятых против нас Францией, в то время как нам даже не дали возможности обсудить положение.

Одно время в кругах, близких к Министерству иностранных дел Франции, даже поговаривали о том, чтобы свергнуть Ренье с престола и отправить его в ссылку. Лишь в декабре, когда пресса все еще изображала Монако осажденной крепостью, стороны вновь приступили к переговорам. Затем последовало несколько месяцев посредничества для урегулирования споров.

— Стоило нам приступить к серьезным переговорам, — вспоминал Ренье, — с участием специалистов из различных министерств, как мы поняли, что все будет в порядке. Французам было даже чуть-чуть неловко оттого, что де Голль зашел слишком далеко.