Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я мгновенно переношусь в прошлое, стою возле домика на дереве на нашем заднем дворе с Тео и Джун. Она была очарована причудливой божьей коровкой, ползающей на пальце брата, а я щекотал ее пухлый животик, – и это был первый раз, когда я назвала ее Джунбаг.
В тот же день Тео объявил о своей мечте.
«Я хочу спасать людей».
На меня накатывают эмоции. Ощущение, что круг наконец замкнулся.
– Это здорово, Тео, – говорю я и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него сквозь сильный снегопад. – Я серьезно. Это действительно здорово.
– Нужно же поддерживать образ Марио, да? – Он хитро улыбается. – Мой верный напарник будет держать оборону здесь вместе с Джун. По крайней мере, на некоторое время.
Я согласно киваю, и мы ускоряем шаг.
По правде говоря, я и сам-то не особенно преуспел. Этой весной я окончил школу и устроился на неперспективную работу в круглосуточный магазин. Я встречаюсь с девушкой, с которой мы то сходимся, то расходимся и которая мне нравится лишь отчасти. Может, мне стоит задуматься о колледже.
Кулинарной школе.
Черт, да даже должность повара в местной закусочной была бы началом.
Но что-то меня сдерживает…
Страх.
Страх, что что-то случится с Джун, если я буду учиться в колледже или долго работать. Страх, что через несколько лет она начнет встречаться не с тем парнем и меня не будет рядом, чтобы присматривать за ней. Страх, что она попадет в аварию, или встретит какого-нибудь маньяка в интернете, или начнет принимать наркотики.
Страх, что я не смогу защитить ее.
Это бессмысленный страх, который заставляет меня носиться по кругу и гоняться за собственным хвостом… но, черт возьми, он реален. Он убедителен. Он всепоглощающий.
Венди все время говорит мне, чтобы я переехал к ней, но я еще не готов к этому, и она не понимает почему.
А у меня нет вразумительного ответа.
Трудно объяснить что-то настолько неосязаемое.
Когда мы собираемся перейти оживленную дорогу, знакомая машина притормаживает в конце нашей улицы, и мы отпрыгиваем назад, чтобы нас не облило слякотью.
Это Эндрю Бейли.
Он опускает окно, высовывает голову.
– Мне позвонила твоя мама, и я сразу же ушел с работы. Я уже был у Селесты дома, и ее там нет.
– Черт. – Я пинаю снег, мое беспокойство нарастает. – Куда она могла пойти? Я знаю, что в последнее время она была в плохом настроении, но это не похоже на нее.
Скользя по мокрому снегу, Тео проходит вдоль машины к пассажирскому сиденью.
– Куда бы ты ни поехал, я еду с тобой. Мы можем отправиться в торговый центр: возможно, мама подруги забрала ее.
– Ты идешь? – спрашивает Эндрю. Он смотрит на меня, беспокойство в его глазах отражает мое собственное волнение.
Я задумываюсь на минуту, но в итоге отрицательно качаю головой, понимая, что эффективнее будет разделиться.
– Я пройдусь пешком. Она могла забрести в парк или на горку, где катаются на санках.
Кивок.
– У тебя телефон с собой? Держи меня в курсе.
– Да, обязательно. – Я похлопываю по крыше машины, а затем отхожу назад. Эндрю разворачивается и уезжает в сторону торгового центра.
Меня пронизывает холодный ветер, пробирающий до костей. Я натягиваю шапку еще ниже, а затем потираю ладони в перчатках и выдвигаюсь в путь.
Парк Мак-Кинли находится всего в нескольких кварталах, и Джун частенько ездила туда на велосипеде, когда позволяла погода. Иногда я катался вместе с ней. Даже когда мои школьные друзья были на вечеринках, общались, тусовались, я был на детской площадке с Джун: бросал мяч в корзину, катался на роликах или перебрасывал мяч туда-сюда.
Впрочем, так было всегда.
Когда она зовет меня – я тут. Если я ей нужен, я всегда рядом.
Я был тем самым парнем, кто пропустил школьный бал выпускников, потому что он совпал с танцевальным конкурсом Джун.
Я громче всех болел на трибунах, когда ее команда заняла первое место в региональном дивизионе.
Я был тем самым парнем, кто пригласил ее на мороженое, чтобы отпраздновать тот вечер, а потом пошел с ней в парк, где мы сидели на качелях и вместе пели «Выше радуги» под звездным небом.
И это я все еще пою ей колыбельные.
И буду петь, пока она их не перерастет.
У меня колотится сердце, когда я набираю скорость, уворачиваясь от грязи и слякоти, летящей от проносящихся мимо машин.
Где же ты, черт возьми, Джунбаг?
Проклятие, она же прекрасно знает, что нельзя просто так уходить посреди метели.
Но ей двенадцать, а двенадцатилетние дети, полагаю, не всегда думают о последствиях.
Да и не все взрослые тоже.
Я пробираюсь по слою снега, пока не сворачиваю влево и не следую к входу в парк. Когда я огибаю угол, то прохожу мимо гигантской снежной насыпи, где катаются на санках, а также мимо скопления визжащих детей и укутанных родителей…
Я вижу ее.
Я вижу ее. Я нашел ее. Она в порядке.
Джунбаг.
У нее обветрились щеки, длинные светло-каштановые волосы развеваются в разные стороны. На ее голове надеты теплые наушники. Она отряхивает снег с голубого зимнего комбинезона, наблюдая, как группа детей бросает камни на замерзший пруд.
Бабушка купила ей такой же комбинезон в фиолетовом цвете на день рождения… но Джун знает, что я ненавижу фиолетовый.
Поэтому она упросила маму отвести ее в магазин, чтобы поменять его на другой цвет.
От одного только вида ее в том комбинезоне у меня сжалось все внутри.
Я делаю паузу, чтобы перевести дух, а затем наклоняюсь, упираясь руками в колени.
Облегчение от того, что она жива и здорова, до боли переполняет меня.
Но это облегчение быстро сменяется тревогой, когда я замечаю, кто эти другие дети – или, точнее, не дети. Вокруг нее группа восемнадцатилетних подростков – большинство из них отвратительны.
Один из них – худший из худших.
Уайетт Нипперсинк. Подлый братец Венди.
Какого черта?
Я выпрямляюсь, мышцы напрягаются. Затем подхожу ближе, пока до моих ушей не доносится звук ее милого голоса.
– Мне пора домой, – говорит она толпе отъявленных дебоширов. Другие дети и подростки разных возрастов слоняются вдоль края пруда. Они тыкают носками ботинок в лед, а затем с визгом отпрыгивают назад. Джун выглядит обеспокоенной, когда оглядывается вокруг. – Я просто хотела сделать