— А что произошло сегодня? — поинтересовался Ной.

Джина настороженно покосилась на него, но решила, что исповедуется до конца:

— Мы встретились с приятелями Джейка и отправились на пикник. Только они сразу же стали пить. Потом Джейк с парочкой других идиотов завелись насчет гонки на своих авто. Я до смерти перепугалась. Он раньше никогда не пил, садясь за руль. Да и про участие в гонках они впервые заговорили. Я не самоубийца и заставила его высадить меня здесь.

— И он послушался? — с сомнением спросил Ной.

— О! Конечно, он шумел и ругался. Но я пригрозила, что выпрыгну на первом повороте, если он меня не высадит.

Фрэнси поежилась, представив себе, что могло случиться.

— Что ты расскажешь родителям? — хмуро спросила Джина.

— Думаю, лучше сказать им правду.

— Но они тогда накажут меня!

— Возможно. Только мы расскажем им все-все. И про наши с тобой отношения в том числе.

Джина опустила голову.

— Я и тебе-то с трудом рассказала…

— Они все поймут как надо. И то, почему ты начала встречаться с Джейком. И знай, я все время буду рядом. Вместе с тобой.

Сестры обменялись понимающими взглядами.

По дороге Ной вспоминал, как загнал в ловушку Крэга, как доказал ему с документами на руках, что тот пользовался деньгами компании. Крэг сначала бесился, изрыгал проклятия, но наконец сломался и — сознался. Рассказал про свои проблемы, и они вместе начали искать выход из тяжелейшего положения. Что-то похожее было и сегодня у девочек. Наверное, семейные проблемы решаются примерно так же, как и деловые…

Как девушки ни старались бесшумно проскользнуть в дом, их встретил голос матери:

— Фрэнси?

— Да, мама. Мы с Джиной вернулись. Все в порядке.

— Тогда ложитесь спать. Поговорим утром.

Джина улыбнулась и прошептала:

— Она поняла — что-то случилось.

— А ты сомневалась?

— Нет. Она у нас как радар — все улавливает.

Фрэнси и Ной остались одни и прошли в кухню.

— Мне лучше уйти, — сказал Ной, но не сдвинулся с места.

— Спасибо тебе за Джину. Ты чудесный человек, Ной Гордон.

— Вот только мысли у меня не совсем чудесные.

— О чем же твои мысли?

— О нас с тобой… Обнаженных. Которые не побоялись пойти дальше того, что начали… Но мы не можем позволить себе это. Ведь ничто не изменится в нашей жизни.

— Как ты можешь?! Ведь только что доказал, какой ты добрый, чуткий.

— От чуткости до любви — огромная дистанция. А тебе ведь нужна именно любовь, не так ли? Уж такая ты женщина, Фрэнси.

— Но ты даже не стараешься что-то изменить.

— Дело не в старании. Я просто не знаю, с чего начать.

— Начни с честности.

Он вздохнул, умирая от желания обнять ее. Но объятия, как известно, ведут к поцелуям, которые, в свою очередь, заканчиваются постелью. А это снова заведет их бог знает куда. Это тупик.

— До завтра, Фрэнси.

Она только вздохнула в ответ.

Чтобы как-то уйти от неловкости, он спросил:

— Ты расскажешь мне, что наметила ко Дню святого Валентина?

— Нет, это сюрприз.

— Вообще-то я не любитель сюрпризов. Надеюсь, этот будет исключением.

В воскресенье днем снег повалил с такой щедростью, что поездка в Херши превратилась в пытку. Но и этому испытанию пришел конец. Ной не только благополучно довез Фрэнси до места, но и поддерживал ее под локоток, когда они пробирались между сугробами к катку.

— Если ты упадешь, Пол свернет мне шею. — Говоря это, Ной некстати улыбался.

Пол поручил ему отвезти Фрэнси в Херши во время обеда, на который Ноя пригласила Анджела, дав понять, что хочет таким образом поблагодарить его за Джину. Но как ни странно, вела себя с ним Анджела не столь сердечно, как раньше, и на мужа бросала настороженные взгляды, подозревая его в сговоре с Ноем — пресловутой мужской солидарности.

Во время поездки Фрэнси хранила молчание. Между ними снова возникла невидимая преграда. Фрэнси лишь разок открыла рот, чтобы недовольно пробурчать:

— Папины уловки меня просто бесят. Я вполне в состоянии водить машину в снегопад, в дождь и даже во время грозы.

— Он волнуется за дочь, и я его понимаю.

— Снег уже почти прекратился.

— Кто знает, что будет через три часа. Я вообще удивлен, что клуб не перенес соревнования на другой день.

— На катках всегда сложности со свободным льдом из-за хоккеистов. Да и вряд ли снегопад окажется затяжным.

Зрителей почти не было, зато несколько десятков фигуристов толпились у судейской ложи. Фрэнси машинально подхватила Ноя под руку — учащенный пульс тут же дал ему понять, что тело вновь вступает в борьбу с разумом.

— Я ненадолго забегу в раздевалку к приятелям. Ты со мной или посидишь здесь?

— Я всегда умирал от любопытства, стремясь подглядеть, что происходит за сценой.

— Сущий бедлам!

В тесном проходе действительно творилось нечто невообразимое. Спортсменам приходилось проталкиваться локтями, чтобы попасть в раздевалку или выйти из нее. Симпатичная молодая женщина, узнав Фрэнси, пылко обняла ее, несмотря на толчею.

— Ты выбралась! Вот умница! Мы с Чаком просто извелись от волнения. И это никогда не проходит, правда? Эй, посмотрите-ка, кто приехал! Лапочка Фрэнси! Умница наша, драгоценная наша!

Теперь центром внимания стала Фрэнси. Ее обнимали, чмокали, жали руки. Похоже, ей это нравилось. Ной понял, что ради этого она, собственно, и приехала сюда. Ради дружбы. Она выслушивала комплименты, хвалила в ответ других, шутила, смеялась и вообще вела себя с этими людьми как своя, как равная. Наверное, поэтому она и не сидит отдельно, в судейской ложе, — чтобы не выделяться, не премьерствовать. Каждые пять минут Фрэнси поворачивалась к Ною и представляла его кому-то. Он чувствовал себя почти членом шумной компании спортсменов. Почти…

Когда громкоговоритель объявил начало соревнований, Фрэнси пожелала всем удачи. Кто-то сунул им с Ноем в руки пластмассовые стаканчики с горячим шоколадом, и они отправились в зал. Усевшись, Фрэнси уткнулась носом в стаканчик, пытаясь согреться.

Ной засмеялся:

— Ты научилась приспосабливаться к постоянному холоду.

Она облизала измазанные шоколадом губы.

— Я просто не замечаю его. Вечно холодные ноги — издержки профессии.

Ной вспомнил ее обнаженную ногу на своем бедре. Фрэнси излучала тогда жар и свет. Хм, это он зря придумал — предаваться воспоминаниям: боль в теле, боль в душе. Покосившись на нее, он понял, что и она вспоминала то же самое, и перевел взгляд на лед.