Сознательное отрицание

Если отрицание является осознанным, мы намеренно искажаем истину. Малыш, чтобы избежать упреков матери, заявляет: «Я не ел печенье!» Преступник, отлично знающий, что виноват, выкрикивает в свою защиту: «Я этого не делал!»

Горюющие также защищают себя от истины, и здесь могут возникнуть проблемы. Бессознательный разум воспринимает каждую мысль и каждое утверждение буквально, он не способен отличить реальность от вымысла. Сознательный обман предполагает бессознательное отрицание, которое может перерасти в дезадаптивные заблуждения, как в следующих двух случаях.

«Его убили»

После того как муж Рут покончил с собой, она на все расспросы отвечала: «Его убили». В дальнейшем она все так же рассказывала всем, что его убили, и сознательное отрицание постепенно сместилось в сферу подсознания (неверие в реальность произошедшего). Утверждая, что ее супруг стал жертвой убийства, Рут придумала целую историю и затем ворвалась в полицейский участок, настаивая, чтобы они открыли дело. Пригласили священника, работавшего в участке, и он мягко направил вдову в группу поддержки для людей, переживших самоубийства близких. Там ей оказали помощь, которая была ей так необходима. Постепенно Рут сумела смириться со своей утратой.

«О нет, доктор Моуди, она уехала в Огайо к родственникам» — рассказ Рэймонда

У Дугласа, проживавшего в доме престарелых, диагностировали болезнь Альцгеймера, а больше мы о нем ничего не знали. Психиатры этого заведения перевели пожилого человека в гериатрическую клинику, где я тогда работал. Наши врачи провели обследование, организовали психологические тесты, и все они показали, что Дуглас здоров и не имеет никаких признаков болезни. Тем не менее лечащие врачи снова поставили ему диагноз «болезнь Альцгеймера», «основываясь на неспособности пациента вспомнить прошлые события и на его социальной изоляции». Услышав, что его дело вновь пересматривают, я пролистал его историю болезни и выяснил: вдовец настаивает, что его жена в Огайо, тогда как на самом деле она умерла шесть месяцев назад. Я запомнил номер его палаты и пошел его расспросить.

Заглянув в палату, я обнаружил царственного джентльмена, стоящего перед открытым окном. Вместо отсутствующего выражения лица, которое часто бывает у пациентов с болезнью Альцгеймера, я увидел глаза, в которых посверкивали искорки. Он приветствовал меня улыбкой.

— Дуг Б.? — осторожно уточнил я, желая убедиться, что я не ошибся палатой.

— Да, — ответил он и указал мне на стул, стоявший напротив его собственного. — Не присядете?

Подходя, я внимательно следил за ним, ища признаки болезни Альцгеймера. На столе лежала газета, что дало мне идеальный повод проверить его кратковременную память. Он обсуждал текущие события и помнил почти все из того, что прочитал. Поскольку ничего необычного я не заметил, мы переключились на мировую историю. Меня поразило то, насколько четко он выражает свои мысли и помнит временами больше, чем я. Наконец я спросил:

— Как вам здесь нравится?

Он сказал, что его все устраивает, особенно лечебная физкультура, уход за больными и питание.

— А ваши родные как? — спросил я.

— Они навещают меня чаще, чем раньше, — с широкой улыбкой отвечал он.

Тогда я вплотную приблизился к опасному вопросу.

— Я слышал, ваша жена умерла.

Он поднял брови и склонил голову к плечу: очевидно, мой вопрос заинтересовал его так же сильно, как меня интересовал его ответ.

— О нет, доктор Моуди, она уехала в Огайо в гости к родственникам, — сказал он.

Задав еще несколько вопросов, я убедился, что Дуглас избегал общения, чтобы его не спрашивали о жене. Он отказывался признать ее смерть, это стало дезадаптивным заблуждением, и в его случае это было единственное отклонение от реальности.

Его история закончилась хорошо. Мы исправили диагноз, сформулировав его как «осложненное горе», и направили его на групповую терапию. Там истина о смерти жены в конце концов сумела пробить броню отрицания. В последний раз, когда я видел Дугласа, его окружали друзья, и этот образ я навсегда сохраню в числе теплых воспоминаний.

Доктор Б. не таков, как Рут и Дуглас. Его случай демонстрирует, что, когда обстоятельства оказываются слишком болезненными или слишком интимными, чтобы ими делиться, лучше всего отказаться их обсуждать, но не искажать истину.

«Есть вещи, о которых я никогда не говорю» — рассказ Рэймонда и Дайан

Мы много лет вели тренинг для медицинских работников, обучая их фасилитации. Хотя программа на три дня строилась на дидактическом материале, неотъемлемой частью курса были истории из личной жизни. Каждый тренинг начинался с представления участников, мы задавали им три вопроса: «Как вас зовут? Где вы живете? И что привело вас сюда?» Отвечая на последний вопрос, участники тренинга обычно рассказывали, какие утраты заставили их податься в эту сферу.

Был ранний вечер, собиралась новая учебная группа. Мы просматривали список участников и заметили в нем имя известного психолога, недавно потерявшего ребенка. «Благодаря доктору Б. наши занятия в эти выходные будут глубже», — решили мы оба. Мы вошли в класс, и участники начали рассказывать о себе под стук дождя по крыше. Доктор Б. говорил последним. «Меня зовут Дон. Я из Канады, — сказал он. Затем он сделал паузу, словно заглянул в самый сокровенный уголок своей души, и продолжил: — И есть вещи, о которых я никогда не говорю». Затем он ответил на наш последний вопрос, не выходя за рамки своей зоны комфорта.

Каждой группе присущ свой уникальный смысл или своя тема. В тот вечер доктор Б. задал тон работе этой группы, проявив силу, честность и чувство собственного достоинства. Он сделал работу группы в эти выходные глубже — не тем, что позволил разделить свою утрату, но делясь с нами своим мужеством. Действительно, некоторые вещи слишком сокровенны, чтобы о них говорить, или не подходят время и место. Важно соблюдать свое личное пространство в неприкосновенности.

Неосознанное отрицание

Неосознанное отрицание включает забвение, побег от реальности или неверие в нее. У каждого человека бывает так, что он забывает о чем-то на секунды, минуты или часы. Мы забываем, что порезали палец, пока не возьмем в руки вилку, чтобы поесть, а потом восклицаем: «Ой! Совсем забыл!» Повязки нужны для того, чтобы закрывать и защищать открытые раны.

Отрицание во многом действует так же, как повязка. Если психика не может в полной мере воспринять ужасное известие о смерти любимого человека, горюющий зачастую выкрикивает, будто в тумане, не веря: «Нет, он не мог умереть!» Многие настолько ошеломлены, что не испытывают ничего, тогда они спрашивают: «Почему я ничего не чувствую? Почему внутри такая пустота?» Скорбящие создают здоровую и своевременную систему защиты, которую затем разрушают. Давайте посмотрим на следующие примеры.

«О нет! Ты не можешь бросить папу!»

Военные похороны и панихида по Джузеппе закончились тем, что с гроба сняли флаг США и подарили его первенцу покойного, Джозефу. Джозеф и его мать в течение нескольких дней предавались воспоминаниям, а затем он покинул деревушку в Нью-Мексико, где жила мать, и вернулся в свой дом в Техасе, где переживал горе типичным образом — так, как это обычно делают люди его возраста, пола, с такой же историей горя, типом личности и отношений с отцом.