Сибилла попыталась отбросить негативные мысли. Спорить и ругаться с Ником ей совсем не хотелось.

— Душечка, я хочу кое-что показать тебе. — Он похлопал себя по колену, словно приглашая ее присесть. Вместо этого она лишь шагнула к нему, но приближаться вплотную не стала.

Он вежливо поднялся ей навстречу — негодяй или нет, но воспитанный. Протянул телефон, указывая на экран.

— Что думаешь?

Она непонимающе смотрела на фотографии роскошной квартиры, которые он пролистывал. Просторная гостиная, спальни, шикарная ванная…

— С чего ты вдруг заинтересовался недвижимостью?

— Это апартаменты в Санкт-Петербурге. Хочу купить их.

— О… Очень милые. — Она хотела поговорить с ним о туристическом центре и ждала, пока она сам спросит о нем.

— Хочу купить их для нас, — уточнил он. — Для тебя, меня и Флер.

Неожиданно…

— Зачем?

— Хочу, чтобы вы переехали со мной в Санкт-Петербург. Не будем больше говорить о бизнесе. Начнем все заново.

Сибилла, не моргая, смотрела на него.

— Ник, я не могу уехать из Эдбери. Это дом Флер. Это мой дом.

— Это же не значит, что мы не сможем возвращаться сюда. И у тебя, и у меня здесь родные.

— Но у меня здесь еще и работа. Скоро откроется туристический центр, — взволнованно возразила она.

— Отлично.

— Еще многое надо сделать — ты же видел планы. Думаю, это здорово оживит деревню.

— Уверен, так и будет.

— Фонд наследия удостоил меня награды, — выпалила она, удивляясь самой себе — к чему было говорить об этом сейчас?

— Ты проделала огромную работу.

Он соглашался с ней, но, очевидно, ждал, когда может вернуться к первоначальной теме разговора — о себе и своих планах.

— Скоро здесь все наладится, уверен, найдется немало добровольцев, которые многое возьмут на себя. Я найму людей, в конце концов. И я хочу, чтобы вы с Флер поехали со мной в Питер.

— Ник, мы — часть этого места. Здесь моя семья, мои друзья. Здесь Эдбери-Холл, и, чтобы добровольцы работали, я должна организовать их.

Ник помотал головой:

— Это всего лишь работа, Сибилла. Ее можно поменять.

Эти несколько слов разбили ей сердце. Потому что этими словами он перечеркнул ее амбиции и пусть небольшое, но достижение. А главное — озвучил ее главный страх: ее можно заменить. Чары рассеялись. Она увидела то, что видеть не хотела. Его истинное лицо — жестокого, властного человека, который всегда получает то, что хочет.

— Я много работала, чтобы устроить здесь свою жизнь после гибели Саймона, — медленно начала она, стараясь выровнять сбившееся дыхание. — Я хочу видеть Эдбери-Холл цветущим, хочу, чтобы Флер росла здесь. И я не собираюсь ехать с тобой в Санкт-Петербург.

— И как тогда нам быть? Ты же понимаешь, что я работаю по расписанию. В конце концов, Сибилла, это же непрактично. — Голос его был тверд и холоден.

— Действительно. Давай будем практичными, — с горечью сказала она.

Ник поднялся на ноги. Его рост и размеры больше не пугали ее, а вот его поведение и поступки — да, и еще как.

— Сибилла, на меня работают тысячи людей. Вся моя деловая жизнь проходит в Европе.

Если бы он не рассказал ей о своих планах на дело Марии Мендес, возможно, она бы не сопротивлялась. Если бы у нее не было Флер, она, возможно, поехала бы с ним, чтобы начать все заново. Но теперь она знала, на что он способен, и понимала, что главная ее забота и ответственность — жизнь и будущее дочери…

— Никто не просит тебя менять свою деловую жизнь. Но ты должен и давать что-то. Давать тем, кто тебе близок. Не только брать.

И тут наконец раковина Ника треснула, и Сибилла, увидела, что терзает его на самом деле.

— Давать? Я дал дедушке дом, когда он меня попросил. Я позволил тебе и твоему безумному историческому сообществу водить экскурсии по западному крылу этого дома, хотя мне это совершенно не нравится. Я увидел эти чертовы апартаменты в Санкт-Петербурге и тут же подумал о тебе. О нас. Так чего я не даю тебе?

— Для начала ты мог бы проявить интерес к тому, что для меня важно, — тихо ответила она.

Он одарил ее долгим тяжелым взглядом.

— Ты имеешь в виду туристический центр в Эдбери-Холл?

— То, что он значит для тех, кто здесь живет, и для будущих поколений. И дело в том, что я хочу быть частью сообщества живущих здесь, частью чего-то большего, чем ты.

Он глумливо рассмеялся.

— Когда я приехал сюда в январе, я решил, что ты действуешь по плану из каких-то личных соображений. И оказалось, что я прав.

Несправедливость его слов сильно ранила ее.

— Личные соображения? Сохранить историю деревни и превратить Эдбери в место, которым можно гордиться? Я делаю это из благих побуждений, в отличие от тебя, который играет чужими жизнями!

— Я так и знал, что ты снова заговоришь об этом.

— Потому что для тебя это не важно, так? — Не в силах больше сдерживаться, она расплакалась. — Разрушить чужое благосостояние, выдернуть меня и Флер из дома и перевезти за полмира просто потому, что тебе так удобно!

— Дело не в моем удобстве, Сибилла, а в том, что ты все еще цепляешься за своего покойного мужа. Подумай только, куда это завело тебя. Тебе нелегко здесь приходится. А твой драгоценный Саймон не думал о тебе, когда обосновался в захолустье, где ты не можешь реализовать свои профессиональные амбиции, в затхлой дыре, которая тебе даже не интересна.

— Да как ты смеешь?! При чем тут Саймон?

Ник смерил Сибиллу долгим тяжелым взглядом, и она вдруг подумала: как могла она поверить ему? Почему решила, что он увидел в ней нечто особенное так же, как она в нем?

— Да ни при чем. Забудь, Сибилла. Желаю тебе удачи с твоим проектом в Эдбери.

С этими словами он ушел. Ушел из ее жизни… Забрав с собой ее часть, часть Сибиллы — сильную, храбрую, уверенную в себе, страстную… Потому что именно такой она чувствовала себя с ним.

Ник стоял и смотрел на шахту, которая принесла ему удачу. Сейчас он не видел в ней основы своего состояния, не видел тысяч рабочих мест, не видел символа господства над природой. Он видел лишь неизбывный шрам на поверхности земли. Напоминание о тех разрушениях, против которых протестовала Сибилла.

Она стремилась возрождать и использовать то, что было создано давно, стремилась переносить улучшенное прошлое в настоящее. А он уничтожал то, что когда-то причинило ему боль. Словно обозленный девятилетний мальчонка, страстно желающий лишь одного — чтобы кто-нибудь заплатил за нанесенную ему обиду.