переписывались – диктатор и графиня. Своим изящным почерком благородная дама утешала государственного деятеля, а тот жаловался ей на трудности, с которыми он сталкивался, и на свою «бесконечную», как он выражался, тоску – пресловутую португальскую saudade. Стиль Каролины почти сразу же превратил ее в первую леди салазаровского двора: на нее, конечно, неприязненно косилась дона Мария, но зато благосклонно смотрели представители различных аристократических домов, которые уже планировали реставрацию монархии в Португалии. Враждебность экономки, высказывания крестницы диктатора Микаш и неодобрительное отношение сына Каролины, Мануэла Жозе Паиша ду Амарала, привели к постепенному охлаждению отношений. Водитель перестал приносить свежие цветы и записки в маленький дворец в Синтре, Салазар дистанцировался от намерений аристократов, разместившихся на золотом побережье, а дорога любви становилась все более крутой. По дороге в Лондон (диктатор использовал графиню для поддержания хороших отношений с королевой) Каролина писала, что ее единственное утешение в том, что для Салазара все это было, по ее выражению, «прихотью».

В последние годы жизни наибольшее влияние на диктатора оказала французская журналистка Кристин Гарнье – светловолосая, кудрявая, невысокого роста. В 1951 году она обратилась к постояльцу Сан-Бенту с просьбой о беседе: она писала книгу о его жизни. Ее настоящее имя было Раймонда Жермена Каген. Дочь морского офицера, она родилась во Фландрии в 1915 году и за свою жизнь успела побывать и манекенщицей для Marie Claire, и журналисткой ежедневной газеты Le Figaro. Ее первым мужем был Раймон Брет-Кох, родственник знаменитого врача, открывшего туберкулезную палочку. Салазар согласился выполнить ее просьбу при единственном условии – что он лично одобрит каждую страницу (так как он прекрасно знал французский). По прибытии в Лиссабон в течение трех дней Кристин сопровождал по городу агент Гильерме Перейра де Карвалью. Под давлением журналистки Перейра позвонил подруге Салазара, чтобы договориться о встрече, которая в итоге состоялась в форте Санту-Антониу. Кристин миновала разводной мост, и ее встретил человек, одетый в белый льняной костюм. Он сопроводил ее вдоль просторных коридоров поместья в комнату с двумя стульями. Она приняла его за секретаря. «Когда придет председатель?» – спросила она. «Председатель – это я», – ответил тот. Гарнье, пораженная простотой человека, который правил территориями по всей планете, сумела завоевать его симпатию и через несколько дней получила приглашение переехать в Санта-Комба-Дан, где ее поселили в пансионе Ambrosia. Беседы с диктатором продолжились: они состояли из баек, правдивых историй и легенд. Книга «Отпуск с Салазаром» была опубликована французским издательством Grasset (и имела успех), а затем – португальским издательством, принадлежавшим Антониу Марии Перейре. С тех пор на журналистку время от времени обрушивался вал подарков от любезного диктатора: портвейн, цветы, ананасы, деликатесы и лакомства с Азорских островов. Однажды в Дакар, где журналистка делала репортаж, ей прислали три ящика красного вина из Дана. Ее муж обнаружил письма Салазара, вспыхнула ссора, и Кристин разошлась с ним. Когда она вышла замуж во второй раз, диктатор никак на это не отреагировал: да, он публично отстаивал идеалы традиционной семьи, но, не смущаясь, продолжал писать ей и звонить по телефону вплоть до рокового момента. То, что журналистка оказалась в Португалии именно тогда, когда диктатор переживал кризис, можно было считать знаком судьбы.

Дочь писателя и посла Антониу Фейжу, Мерседиш де Каштру, была довольно космополитически настроенной женщиной, сильно опередившей замкнутое провинциальное португальское общество. Неудивительно, что ей удалось привлечь внимание председателя Совета. Их редкие встречи компенсировались постоянной перепиской на французском языке в 1940-е годы и в послевоенный период. Они прекрасно понимали друг друга. В письмах Мерседиш называла Салазара «ангелом» и «любимым», хотя недавние исследования показали, что между ними никогда не было настоящих романтических отношений. После смерти отца Мерседиш оказалась под опекой своего дяди, шведского посла Свена Бергиуса: он предоставил ей полную свободу действий, и она, поселившись в парижском отеле Arcade у тетки по материнской линии, общалась со сливками общества всех стран мира. Хотя Мерседиш, обожавшую сигареты Gauloises, нельзя было назвать красавицей (угловатое лицо, огромные черные глаза и большой рот), ее портреты писали самые разные парижские художники, которые называли необычную португалку Нинетт. Она вышла замуж за богатого землевладельца из Эквадора, а во время немецкого вторжения покинула Париж и поселилась в Шиаду, в отеле Borges, рядом со знаменитым отелем Brasileira. В той шпионской игре, которая происходила в столице Португалии во время Второй мировой войны, Мерседиш оказалась темной лошадкой. Салазар принял ее в послевоенный период, в общем-то, из прихоти, но в итоге она стала часто появляться в коридорах Сан-Бенту: к этому ее подталкивал и Антониу Ферру, который помог ей начать журналистскую карьеру, хотя она плохо говорила и писала по-португальски. Ее письма на французском, написанные торопливым, но почти каллиграфическим почерком, были полны двусмысленностей, которые очаровывали Салазара. В чудо-мире Лиссабона, не омраченном войной, она выдавала себя за шпионку. Ей приписывали влияние как на британский двор, так и на де Голля. И конечно, раз в неделю Салазар входил в номер 301 на третьем этаже отеля Borges, где она остановилась. В нарушение гостиничных правил и не удостаивая взглядом швейцаров у стойки регистрации, он направлялся к лифту. В других случаях Мерседиш возвращалась в отель на президентской машине, а водитель выходил и быстро открывал дверь. Затем она вернулась в Париж и продолжила писать – как на португальском языке, так и на французском.

К горячим 1960-м относятся и совершенно невинные отношения, сложившиеся у Салазара с Марией да Консейсан Сантаной Маркиш, двоюродной сестрой Жулиньи Перештрелу. Она жила в Лиссабоне, на Руа-даш-Аморейраш, но при этом не стеснялась летом снимать номер в отеле Atlantico в Эшториле, чтобы быть поближе к председателю Совета. То, что она была родственницей работодателя отца Салазара, оказалось для нее еще одной ступенькой на социальной лестнице. Мария да Консейсан – сефардская еврейка, привыкшая к дальним путешествиям, образованная и эрудированная, поклонница романов – вовсе не была эталоном красоты: невысокого роста, в очках с толстыми стеклами, с темно-каштановыми волосами. Но она не утрачивала элегантности даже в своем загородном поместье в Элваше, куда приглашала Салазара каждый декабрь – на забой свиней. Когда ее отец Кандиду умер, вдова и дочь оказались в тяжелом положении и получили неоценимую поддержку от диктатора. Ходили сплетни, что диктатор был любовником обеих женщин, хотя более достоверные источники свидетельствуют, что эти отношения никогда не выходили за рамки платонических. На фотографиях 1953 года Марию да Консейсан можно часто увидеть рядом с Салазаром: на берегу моря в Фигейра-да-Фош, на обедах в Санта-Комба-Дане, во время визитов в местные деревни, на встречах с высокопоставленными лицами. У них была большая разница в возрасте: ей – 37, ему – 63. Но Мария да Консейсан надеялась, что вскоре окажется замужем за самым влиятельным человеком в стране. Он в своих письмах называл ее Мариазинья и утешал в печали. Больше, чем ее саму, он любил ее общество. Ни одна другая женщина официально не жила, как она, во дворце в Сан-Бенту и не находилась рядом с ним летом. Она гуляла с диктатором в саду его резиденции, когда Антониу Роза Казаку объявил об обнаружении тела генерала Делгаду возле Оливенсы. Мариазинья была потрясена. С этого момента доверие между ними было разрушено навсегда.

Покров тайны над интимной жизнью диктатора не позволяет сделать какие-либо выводы о сексуальных наклонностях Салазара. Даже сегодня в Португалии его описывают по-разному: получается, что он патриотически целомудренный развратный женоненавистник, сублимирующий нехватку близости, да еще и с двумя тайными детьми. Письма, которые предполагаемые любовницы посылали ему, полны восхищенных комплиментов и часто двусмысленностей, однако по ним ничего нельзя сказать однозначно по поводу содержания их отношений – ни в физическом, ни в сентиментальном плане. Над всеми свидетельствами и двусмысленными намеками преобладает платонизм, который исчерпывающим образом удовлетворял влечение диктатора к женщинам. Вследствие многих лет воздержания и религиозного благочестия Салазар всю жизнь сохранял сильные развратные (и, возможно, вуайеристские) наклонности – в португальском языке таких, как он, называют femeeiro: женолюб или, грубее, бабник. Но и в этом его поведение было противоречиво. В конце концов,