Мужчина мотнул взлохмаченной головой.

– И не смейте этого делать! – предупредила она. – Вы и меня подставите, и другу принесете больше вреда, чем пользы!

– Почему? Разве Макса… вернее, того парня, которого вы так называете, держат тут против воли?

Вызов, прозвучавший в словах Егора, сказал Неле о двух вещах: во-первых, он не верит, что речь идет о Рощине и, во вторых, отказывается признавать ее, Нелины, добрые намерения.

– Вы не можете встретиться с ним, – жестко сказала она, выходя из-за стола. – Во всяком случае, не сейчас: он не в том состоянии, чтобы беседовать. Однако если желаете, я позвоню вам, когда придет время.

– Я хочу говорить с вашим начальством!

– Это было бы самой большой ошибкой, какую вы вообще способны совершить. Главврач отсутствует, но если вы все-таки решите жаловаться, предупреждаю: Макс может пострадать. Если вам наплевать – валяйте!

Она знала, что действует грубо, но Рубцов грозил нарушить ее планы. И это сейчас, когда она так близка к тому, чтобы осуществить их! Вот так всегда: только подумаешь, что все получится, как на пути возникает неожиданное препятствие, ломающее отлично выстроенную схему. Откуда он взялся, этот Егор?!

Однако когда Рубцов заговорил вновь, из его интонаций исчезли обвиняющие нотки.

– Ну, извините, если обидел! Хоть Аарне и уверял меня, что вы показали ему фотки Макса…

– Понимаю, – кивнула Неля. – Хотите их увидеть?

Доставая телефон, она взглянула на циферблат часов: пять минут третьего! Найдя снимки, Неля протянула мужчине телефон. Некоторое время он молча смотрел. Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она вновь услышала голос гитариста.

– Что… я могу сделать?

– Простите? – не поняла Неля.

Аккуратно положив телефон на стол, словно это была бомба, Рубцов поднял на нее глаза.

– Вы сказали, что мне нельзя встретиться с Максом, но ведь я могу помочь как-то иначе? Может, нужны деньги или…

– Нет-нет, никаких денег, что вы! – поспешила перебить Неля. – И все же вы действительно можете помочь.

– Говорите!

– Вы знаете, где сейчас находится скрипка Макса?

– Какая именно? У него несколько скрипок. Некоторые весьма ценные – пара «Страдивари», например.

– А есть какая-то самая любимая? Та, на которой он предпочитал играть?

Егор задумался ненадолго.

– Пожалуй, да. Первого «Страдивари» ему подарил посол Италии, когда Максу было двенадцать или тринадцать лет. Тысяча семьсот третий год – можете себе представить?

Неля только головой качнула.

– Так вот, эту скрипку он всегда возил с собой – даже когда не брал ее в руки. Думаю, Макс считал ее своим талисманом.

– Ее забрала его сестра?

– Эту я не отдал.

– Как же она позволила?

– В скрипках Арина разбирается, как свинья в апельсинах, пардон, хоть, между прочим, именно она начала первой заниматься.

Неля уже слышала это от Аарне.

– Да, Арина научилась, как говорится, пиликать довольно сносно, – продолжал Егор, – однако ни о каких достижениях речи не шло. Она уже лет тридцать, наверное, к скрипке не прикасалась, а потому понятия не имеет, сколько стоят инструменты ее брата, ведь он не жил дома с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать.

– И все-таки почему вы оставили себе «Страдивари»? – поинтересовалась Неля.

– Из чисто материальных соображений. Я тогда был зол на Макса – он пропал, на нас насели кредиторы, и я решил ее продать.

– Так почему не продали?

– Не смог! Честно пытался несколько раз, даже покупателей нашел, а потом – как вспомню, как Макс ее в руках держал, как играл… Короче, не вышло ничего с продажей, я запрятал «Страдивари» в самый дальний угол и не доставал с тех пор. А почему вы спрашиваете про скрипку? – задал он запоздалый вопрос.

– Не могли бы вы мне ее дать на время?

– Зачем?

– Возможно, увидев инструмент, с которым связано множество приятных воспоминаний, Макс быстрее придет в себя?

– Если его пичкают таблетками, это вряд ли возможно!

– Думаю, мне удастся кое-что с этим сделать.

– Знаете, так сложно было поверить, что Макс нас бросил в тяжелом положении… Теперь мне намного легче!

Договорившись о новой встрече, Неля выпроводила Рубцова за дверь.

– Больше не приходите сюда, – сказала она напоследок. – Я встречусь с вами на нейтральной территории.

– Вы темните, доктор, – покачал головой Егор. – Но почему-то я вам верю.

Неля со всех ног бросилась к старому фонтану. Она опаздывала почти на полчаса, но все же надеялась, что медсестра ждет. Татьяна оказалась на месте.

– Уф, простите! – с облегчением воскликнула Неля, приближаясь.

– Да ничего, – махнула рукой та, – я успела покурить.

В правой руке медсестра сжимала тонкую ментоловую сигарету.

– Угощайтесь! – предложила она, протягивая Неле пачку, прочтя в ее глазах страстное желание подымить.

Неля с благодарностью вытащила сигарету и глубоко затянулась.

– Так о чем речь? – поинтересовалась Татьяна, дав ей несколько минут насладиться процессом. – С чего такая спешка?

– Таня, я хотела поговорить о пожаре.

– О каком пожаре?

– А что, в «Горке» было несколько пожаров?

Медсестра изумленно изогнула красивые брови.

– А вам-то откуда об этом известно?

– Так, всплыло в разговоре. И обстоятельства того возгорания показались странными не только мне.

– Что ж, вы правы, странностей хватало.

– Вы о том, что пожарная команда приехала слишком поздно?

– Да нет, не об этом. Вы в курсе, что огня практически не было? Один дым. Горели матрасы и прочие тряпки в бельевой.

– Говорили, что кто-то из пациентов закурил…

– В нашем отделении такое вряд ли возможно. У вас на это смотрят сквозь пальцы, а у нас пациентов обыскивают по нескольку раз на дню на предмет наличия колюще-режущих предметов, зажигалок, алкоголя и так далее. Кроме того, большинство из них, даже те, кто находится в состоянии ремиссии, под воздействием препаратов круглосуточно! Их общение с внешним миром сведено к нулю, родственники навещают редко, а у большинства их и вовсе нет. Когда человек попадает к нам, он перестает существовать для остального мира.

– «Оставь надежду, всяк сюда входящий!» – едва слышно процитировала Неля.

– Ну, как-то так, – согласно кивнула Татьяна. – Большинство никогда не вернутся к нормальной жизни.