Но она выглядывала из-за края бархатной драпировки, когда они проходили мимо, тихо переговариваясь. С леди Леннокс был шотландец Мелвилл и… Сесилия! Она шла сбоку от графини и внимательно вслушивалась в то, что графиня взбешенно шептала Мелвиллу. Но Розамунда ни слова не разобрала. Она подождала, пока они вышли из коридора, и шаги их затихли, и побежала в противоположную сторону. Девушка вспомнила слова дяди Анны, что королевский двор кишит опасными чужестранцами и переполнен их интригами. К тому же, кажется, и члены королевской семьи не чураются интриг. Она была так занята своими мыслями, что, повернув за угол, не заметила стоявшего там мужчину, пока не столкнулась с ним. Она отшатнулась, но сильные руки схватили ее и удержали: книги посыпались на пол.

— Розамунда! Куда вы так спешите? — спросил Энтон.

Конечно же, это должен был быть он! — подумала она со смесью удовольствия и досады: всегда-то он застает ее врасплох…

И, улыбаясь ему, она оперлась на его руки и твердо встала на ноги. Он выглядел так, будто шел с занятий какими-то физическими упражнениями: влажные волосы гладко зачесаны назад, черные глаза блестят, как наполированный оникс. Он был в простом жакете из черного бархата, небрежно зашнурованном поверх рубашки, и в разрезе на груди виднелось обнаженное тело. К своему великому смущению, Розамунда не смогла удержаться, чтобы не смотреть, ей хотелось дотронуться, почувствовать его тепло.

— Розамунда?! — смущенно произнес он. Она тряхнула головой и отступила.

— Я… я несу книги ее величеству, — ответила она, переводя взгляд от его обнаженной груди на деревянную панель стены. — Она не терпит, когда ее заставляют ждать.

— Я довольно долго здесь при дворе и знаю об этом. Но я вас не задержу, только спрошу: у нас будет сегодня вечером урок танцев?

— Урок танцев? — переспросила она, чувствуя, как у нее закружилась голова.

— Да. До Двенадцатой ночи времени остается все меньше. Я играл в теннис с лордом Лэнгли, и он сказал мне о комнате возле часовни, которой мы бы могли воспользоваться. Она предназначена его кузену, но он сейчас в деревне, и комната пустует. Никто не увидит, как я строю из себя дурака!

Они будут одни?! В комнате, после банкета?! Розамунда была почти уверена, что при таких благоприятных обстоятельствах он не будет строить из себя дурака. Она почувствовала, будто уже прыгнула в пропасть, кувыркается в темноте неведомого ей мира и не может остановиться. Падает, падает… в бездну!

— Хорошо, — выдохнула она. — Ваш танец все-таки нуждается в том, чтобы его подправили до Двенадцатой ночи.

Он улыбнулся и поклонился:

— Тогда до вечера, миледи.

Розамунда уже повернулась, чтобы убежать, но тут вспомнила, что она видела.

— Энтон! — окликнула она. Он обернулся:

— Да, Розамунда?

— А вы знаете… — Она поглядела по сторонам, чтобы удостовериться, что их никто не слышит, подошла на цыпочках и зашептала: — Ваша кузина подружилась с шотландской делегацией?

Он прищурился и больше ничем не выдал своей реакции.

— Подружилась?!

— Я вчера видела, как она вышла из их апартаментов. А только что она шла с леди Леннокс и Мелвиллом. У нее есть какие-то родственники в Шотландии?

— Таких, о которых я знал бы — нет. Но я плохо знаю свою английскую родню.

— А может, она…

— Розамунда! — Он взял ее руки в свои, крепко сжал. — Спасибо, что вы мне сказали об этом, но я вас умоляю быть осторожнее в таких делах. Я не знаю, какую игру затевает Сесилия, но ничего хорошего ждать не следует. Я сам прослежу за этим.

— Но тогда вы не будете в безопасности!

Он прижал ее руки к губам, целуя ее пальцы долгим теплым поцелуем.

— Я давно забочусь о себе сам. Но если что-нибудь случится с вами, я этого не вынесу. Обещайте, что вы будете держаться подальше от Сесилии и… ее друзей.

Розамунда кивнула, переплетая свои пальцы с его пальцами.

Он еще поцеловал ее, прежде чем позволил идти.

— Тогда до вечера, миледи.

— Да, до вечера, — промурлыкала она.

— Раз, два, три! Раз, два, три! И прыжок!

Под слова Розамунды Энтон попытался выполнить фигуру, но приземлился неправильно и, падая, потащил ее за собой. Она упала на пол, в клубок шелковых юбок, раскинув руки и ноги.

— Похоже, надо передохнуть, — хохотала она.

— Розамунда! Прошу прощения! — воскликнул он, помогая ей сесть. — Я сразу знал, что вы пожалеете, что согласились учить меня танцам.

— Пока не очень-то жалею, — ответила она, расправляя юбки. — Думаю, у вас уже получается лучше. Вольта — трудный танец.

— Вы очень великодушны, — улыбнулся он, садясь рядом с нею на пол. — Я только могу надеяться, мы не вызовем полный хаос, когда будем танцевать перед королевой, если, конечно, не покалечимся еще раньше.

— Что касается, покалечимся, полагаю, здесь мне много безопаснее, чем в апартаментах фрейлин, где обе Мэри прыгают, кричат и ссорятся.

Она откинулась назад, опираясь на ладони и рассматривая драпировку стен.

— Здесь, в комнате кузена лорда Лэнгли, замечательно. Тихо, спокойно и далеко от всех леди и других придворных, которые разошлись по картежным столам, а потом, напившись, пойдут по своим углам. Тут нет огня, но толстые гобелены и прекрасные ковры на полу не дадут замерзнуть, если упражняться в танце.

Ей хотелось, чтобы они оставались в этом укрытом месте всю ночь, а потом много-много дней. По крайней мере, пока шотландцы не уедут домой и, лорд Помфри перестанет врываться в спальню фрейлин.

— Уверен, в вашем доме не так шумно, — сказал Энтон. Он лежал на боку рядом с ней, опираясь на руку. Его волосы растрепались от прыжков и спадали непокорными завитушками на лоб. Прекрасный атласный камзол расстегнулся, и виднелась белая рубашка, немного влажная от пота. Огонь свечей играл на его красивом лице. Была удивительная интимность в том, чтобы лежать рядом с ним, чувствовать теплоту его тела и разговаривать.

Она чувствовала, что должна рассказать ему все.

— Да, в нашем фамильном замке очень спокойно. У меня нет ни братьев, ни сестер. Так что я сплю одна. Могу читать ночи напролет, и никто мне не помешает. Но там одиноко.

— У меня тоже нет братьев и сестер, — сказал он. — В нашем доме отец часто уезжал, и мы оставались с мамой одни. А кругом снег, лед.

— Тогда понятно, почему вы так прекрасно катаетесь. — Ей хотелось, чтобы он рассказывал больше и больше, все о своей жизни: о прошлом, о надеждах, о желаниях.

— Да, там больше нечего делать. — Он улыбнулся ей, но в улыбке был оттенок грусти, отзвуки воспоминаний и печали. — Вообще, это был не как настоящий дом.

— Потому вы и стараетесь, чтобы лучше станцевать перед королевой? Надеетесь склонить ее на вашу сторону в прошении о поместье?