— Что касается самого дела, сомневаюсь, что ловкость ног на танцевальном полу может помочь, — вздохнул он. — Но вот привлечь ее внимание ко всем возможным вариантам помочь может. Как вы думаете?

Розамунда рассмеялась:

— Да, ее величество восторгается атлетически сложенными джентльменами.

— А симпатичное лицо? Оно может помочь? — поддразнил ее Энтон.

— Да, вы и в самом деле, надо признать, красивы, мистер Густавсен. Хотя мне бы не хотелось раздувать вашей гордыни, говоря вам об этом. Но я не единственная, кто замечает это, — ответила она. — Что же касается прошения, если права на вашей стороне, то вы не проиграете.

— Мой дедушка оставил мне поместье по завещанию. Значит, права на моей стороне.

— Если завещание настоящее и законное. Он помнил о вас, хотя вы никогда его не видели.

Энтон покачал головой, вытягиваясь подле нее:

— Не видел. Но мама так часто говорила о нем, и мне казалось, что я его знаю. Когда она была девочкой, они обычно приезжали на лето в поместье Брайони. Она скакала с моим дедом и его братом по полям и лугам. Она очень любила это место.

— Поэтому он и оставил поместье ей, то есть вам? Это было ее особое место?!

— Думаю, да. Еще потому, что ее брат и его сыновья унаследовали другую собственность и не нуждались в меньшем поместье, таком как Брайони. — Мама с дедушкой поссорились из-за ее замужества перед ее отъездом из Англии. Она всегда сожалела об этом и надеялась, что когда-нибудь они помирятся. Может, так он пытался примириться с нею.

— О! Энтон! — Розамунда опустилась пониже, чтобы лечь на бок рядом с ним и смотреть на него.

Он повернул голову и устремил на нее темные глаза такой глубины, от которой кружится голова. Она чувствовала, что может упасть в них и погибнуть.

Он потянулся, чтобы коснуться ее лица; длинные пальцы скользнули в ее волосы, немного растрепавшиеся от танца, лаская, перебирая их. Медленно, медленно, как в наваждении, рука придержала ее голову и приподняла. Она закрыла глаза, а его губы с жадностью отыскали ее губы, будто он долго жаждал ее, только ее, изголодавшийся мужчина, удовлетворяющий свое жизненно важное желание. Она сама лизнула кончиком языка его губы и почувствовала вкус вина, сахарных вафель с банкета и неведомую ей сладость, более пьянящую, которая была уже от самого Энтона и которая была ей нужна больше, чем все остальное, что она знала раньше. Это был вкус жизненного экстракта. Их языки соприкоснулись; все условности были смыты потоком первобытного желания. Сквозь туман вожделения она слышала, как его пальцы вынимают последние шпильки из ее прически и укладывают роскошные локоны на ее плечи. Его губы скользнули с ее губ, и он уткнулся лицом в ее волосы в изгибе шеи у плеча.

— Розамунда, ты так прекрасна! — прошептал он.

— Так же как вы, — прошептала она в ответ, приподняла его голову, чтобы и она могла целовать его, впиться жаждущим ртом в его подбородок, шею, в гладкую кожу между отворотами его рубашки.

Это был вкус соли, зимней свежести, свечного дыма и мяты, вкус счастья. Закрыв глаза, она тесно прижалась к нему, чтобы впитать биение его сердца, дыхание, его молодую трепещущую силу, всего его. Для нее он был красивым каждой частицей тела и души.

Его губы опустились по ее голой шее, он щекотал языком впадинки на ней, там, где бьется пульс, целовал мягкие скаты груди, приподнятые вышитыми бисером краями корсажа. Она задохнулась от волн наслаждения, растекающихся от его губ, от прикосновений его рук к коже. Она запустила пальцы в его волосы, когда он ласкал языком впадинку между ее грудями, пощипывал их губами.

— Я хочу видеть тебя, — прошептал он.

Она молча выгнула спину, позволяя ему распустить шнуровку корсажа. Жесткий шелк упал с ее шелковой же тончайшей сорочки, и он стащил сорочку вниз, обнажая ее грудь. Какой-то момент он жадно смотрел на нее, а она затаила дыхание. Что-то не так?! Очень маленькие?! Или очень большие? Никогда она ни перед кем не раздевалась, даже перед Ричардом, хотя он умолял ее.

— Какая красота, — выдохнул он. — Розамунда, ты совершенство! Совершенство!

Она засмеялась, прижимая его голову к своей обнаженной груди. Его губы сомкнулись вокруг сосков, он покусывал и ласкал их языком, пока она не застонала от наслаждения. Не открывая глаз, она стянула расстегнутый камзол с его плеч, и он сбросил его совсем. Она обхватила его руками, гладя по спине, ощущая напряжение мышц его тела. Она хотела всего его, по-всякому, о чем читала или что подслушала. Она хотела только его, и это желание жгло ее изнутри.

— Пожалуйста, Энтон, — прошептала она, отбрасывая осторожность, — люби меня!

Он посмотрел на нее, опираясь на локти, поставленные по обе стороны от нее; глаза затуманены таким же жгучим желанием, как и у нее, и похотью, вышедшей из-под контроля. Но был в них и отблеск предосторожности, которой она уже не хотела. Теперь она точно поняла, что хочет: она хочет его!

— Розамунда, — прохрипел он с тяжелым акцентом, — ты была когда-нибудь с мужчиной?

Она качнула головой, с усилием сглотнув:

— Был один джентльмен, дома. Сосед. Мы целовались, а он хотел большего. Но я не хотела. Я не верила ему. Я его не хотела, как хочу вас.

Ричард был грубовато-сердечным парнем, а Энтон — скрытно-загадочным, соблазнительным, и ее желание по отношению к нему было желанием женщины. Теперь она это понимала.

Он скатился с нее и сел рядом, держа ее руку, они были связаны в этот волшебный момент нарастающей уверенности и непреодолимой жажды.

— Будет немного больно вначале. И могут быть последствия. Есть способы предотвратить их, но они ненадежны.

Последствия?! Как у Катерины Грей и лорда Хартфорда?! Они, в самом деле, ужасны. Но Розамунда — не кузина королевы, и Энтон не такой неосмотрительный глупец.

— Я знаю, — ответила она просто. — Но я хочу вас, Энтон. Вы хотите меня?

— Хочу ли я?! — Он потер руками лицо. — Я горю из-за вас. Вы нужны мне!

— Тогда все правильно. — Она встала, исполненная уверенности, что все правильно, что она и он созданы друг для друга… хотя бы только на эту ночь. Она взялась за ленту на талии, намереваясь освободиться от тяжелых юбок, но пальцы дрожали.

— Дай я, — мягко произнес он. Он встал рядом; его длинные пальцы ловко справились с узлом на ленте. Ее верхняя юбка, нижняя юбка и юбка с фижмами упали, и он расшнуровал корсет и отбросил его в сторону.

Она стояла перед ним, придерживая на талии сорочку, в чулках и туфлях на каблуках. Энтон медленно опустился и встал на колени у ее ног. Осторожно снял одну туфлю, потом другую, нежно провел большим пальцем по подъему ее ноги, по извилине лодыжки. Его ладонь прижалась плотнее и медленно-медленно заскользила по икре, по изгибу колена…

Она едва могла дышать.

Он подхватил подол ее сорочки, приподнял вверх, пока не показались подвязки на чулках и повыше обнаженные бедра. Его пальцы провели по линии, где кожа соприкасалась с нежным шелком, и она почувствовала, что сейчас потеряет сознание от напряжения. Ее женское естество изнемогало, девушка изнывала от нестерпимого желания.