Иван развел руками:

– О том сказать не могу.

– Почему?

– Иоасаф не велел.

– Ладно, не говори, – согласился Антип, почесывая бороду. – Архимандрит знает, что делает.

Только теперь Иван разглядел, что Антип далеко не молод: больше чем наполовину борода его была седой.

Крашенинников сбросил котомку, прислонился к печке, наслаждаясь идущим от нее теплом и мысленно вновь переживая свой полет по поднебесью.

– Как дела в крепости? – сквозь полудрему донесся до него голос Антипа.

Иван встрепенулся:

– Тяжко. Помочь надобно, Антип. Иоасаф говорит, мужик ты дельный, люди к тебе прислушиваются.

– Чем можем мы помочь?

– Отряды сколачивать. Бить ворога, не давать ему ни минуты передышки. На обозы нападать, на отсталых солдат.

– Вовремя ты пришел, паря. Мы уже начали промеж себя думать про это, да не знали, с какого конца начать. А как там Иоасаф? Всеми делами, небось, заправляет?

– Есть еще два воеводы осадных, князь Григорий да князь Алексей. А как дела здесь, по деревням? – спросил Крашенинников. – Правда, пока добирался к тебе, повидал кое-что…

Антип вздохнул:

– Укрепляются поляки, где только могут. Станы строят.

– Значит, уходить не собираются?

– Только если крепко попросим, – осклабил Антип в улыбке щербатый рот. – А недавно гетман Сапега да пан Лисовский разделили меж собой войско.

– В раздор впали? – обрадовался Иван.

– Не похоже.

– Зачем же им войско дробить? – недоверчиво произнес Крашенинников.

– Прикидывал я, паря. Думаешь, Антип горазд только на печи сидеть? Так им сподручнее, наверно, осаду вести. Ходили в разведку наши люди… Судя по всему, враги скоро подкоп начнут вести тайный. Но как об этом архимандриту сообщить?

– Ты куда? – спросил Иван, увидев, что Антип решительно поднялся с лавки.

– Пойду дружков скликать. Время не терпит. Отдыхай пока. Что с ногой?

– Жилу растянул.

– Болит?

– Болит, – признался Иван.

– Еще б не болело, столько верст неведомо по каким тропкам прошагать, – покачал головой Антип. – Сосни пока немного.

…Уже на следующую ночь дозорные, находившиеся на стенах крепости, радостными криками приветствовали зловещее зарево, разгоревшееся глубоко во вражьем тылу…

Нарочный доложил о том архимандриту да двум воеводам осадным.

– Услышал Господь молитвы наши, – размашисто перекрестился Иоасаф. – Поднимается народ.

– Теперь и нам полегче станет, – обрадовались воеводы-князья…

Иван подружился с Антипом. Он оказался добрейшей души человеком, к тому же дельным и решительным. Крашенинников смог воочию убедиться, что для окрестных крестьян каждое слово его было законом.

Знал архимандрит, к кому направить своего посланца!

В течение двух-трех недель им удалось сколотить из мужиков несколько отрядов, направить разрозненные усилия тех, кто стихийно сопротивлялся врагу, в единое русло. Полякам пришлось оттянуть часть сил, занятых осадой крепости, на подавление крестьянского движения.

С каждым днем накапливались ценные сведения об общей численности врага, о расположении войск, вооружении и даже о намерениях. Их удалось выведать у поляков, захваченных мужиками. Но как передашь все это в осажденную крепость?

– Нужно в крепость пробиться, сведения собранные архимандриту сообщить, – чуть не каждый день теребил Антипа Иван. – Сколотим большой отряд – и клином…

– Силенок не хватит.

– Кабы поздно потом не было.

– Ты ж вот сумел выйти из крепости? – хитро улыбался Антип. – Вот и дуй тем же манером обратно.

– Говорил же тебе сто раз: не могу я раскрывать тот путь…

– Ладно, погоди, торопыга. Потерпи немного. У нас еще много дел не сделано. А там придумаем, как весточку архимандриту передать. Есть у меня задумка одна…

– Как?

Антип сощурился.

– Ты-то мне не говоришь, как из крепости выскользнул? Потерпи, узнаешь в свой час.

Крестьянское движение, сигналом к которому послужило прибытие Крашенинникова из осажденной крепости, продолжало неумолимо разгораться в тылу у врага, доставляя ему немало хлопот.

Одним из мужицких отрядов командовал сам Антип. Иван, нога которого к тому времени поджила, участвовал с ним в боевых операциях.

Когда выдавалась свободная минутка, Иван возвращался мыслями к тем, кто остался в крепости. И чаще всех думал он о Наташе. Выгонят поляков, вернется он на поляну, которую запомнил крепко, откопает крылья из-под земли да листа палого, спорет материю. Даст Бог, к тому времени не успеет попреть она. Каждую холстиночку почистит, отмоет. Все Наташе вернет: шей снова сарафаны да платья, наряжайся, как цветок вешний!

Однажды, после жаркой стычки с арьергардным польским отрядом, Антип затеял разговор, которого давно и с нетерпением ждал Крашенинников.

– Славно бы весточку в крепость подать, – произнес Антип, почесывая бороду. – Как полагаешь?

– Давно пора.

– Грамоте знаешь?

Неожиданный вопрос поставил Ивана в тупик.

– Маракую немного. Приятель один обучил, – промямлил он.

– Добро. А из лука стреляешь?

– В цель за сотню шагов бью без промаха! Нас много чему перед осадой научили, – оживился Крашенинников.

– А я из лука стрелять не могу. Не мужичье это дело, больше княжья забава.

– Да в кого ты стрелять-то собираешься? – начал терять терпение Иван.

Замысел Антипа оказался остроумен и в то же время прост. Он сводился к тому, что нужно нацарапать на имя архимандрита Иоасафа грамотку, в которой изложить все о враге. Грамотку свернуть в трубку и привязать к стреле. Далее под видом перебежчиков проникнуть в лагерь осаждающих.

– А потом совсем просто, – заключил Антип. – Улучить момент да послать стрелу с посланием, чтобы через стену в крепость перелетела.

– А как там догадаются, что стрела не простая, а с гостинцем? – вслух подумал Иван.

– Сделаем на стреле отметинку, и вся недолга.

– Какую?

– Да хоть бечевкой перевяжем, чтоб в глаза бросалась, – сказал Антип.

Крашенинников хлопнул его по плечу и проговорил с улыбкой:

– Есть у меня два друга. Там остались. Оба такие выдумщики – не приведи Господь. И ты, Антип, им бы в масть был. Придет час – сведу вас…

К вечеру Антип притащил откуда-то отменный лук, и они вдвоем двинулись в путь, одевшись поплоше.