— Это был не возврат, — мягко поправляет Вадим Михайлович, — я хотел показать, как создавался и осознавал самого себя человек новой России — социалистической. В опыте поколений революционеров всегда есть чувство грядущего. Вот это чувство очень важно передать другим, которые последуют за нами...

— Но ведь Балуев — это уже «возвращение вперед», к людям социалистической индустрии.

— Да, герои разные, из «разных времен». Различны и несоизмеримы по масштабу их дела. Но я хотел показать их родство — социалистическое, трудовое... Тем более что Балуев из того же поколения, что и я. У меня было право опираться на собственный душевный опыт.

— А как же «Щит и меч»? Это довольно неожиданное появление среди героев «строительных» профессий советского разведчика?

— Я меньше всего стремился использовать эффектные возможности детектива. Меня привлекла профессия и связь ее с характером. Здесь главное — человеческие свойства Белова, испытание героя на гражданскую зрелость.

В самом деле, как это ни покажется странным, но со «Щитом и мечом» имеют много общего «Петр Рябинкин» и «Особое подразделение», в которых писатель опять вернулся к героям военных лет — фронтовикам. Новый рассказ «старой темы» — любовь к делу, к труду. Бой — труд. Смена в цехе — труд. «Человек, он не сам по себе вперед тянет, а со всеобщим людским течением. На главном русле жизни, которое народ себе сам прокладывает», — думает Буков, и это — как эпиграф к обеим повестям.

И вот — «В полдень на солнечной стороне».

— Это новый твой шаг в постижении человека и новый шаг в твоем творчестве, — говорю я. — Насколько я понял, в Петухове ты сконцентрировал те человеческие качества, которые тебя привлекали и раньше, — волю к достижению цели, полнейшую самоотдачу, ту наивысшую любовь к своему делу, которая именуется мастерством. В это понятие ты вкладываешь более глубокий смысл: призвание человека, его предназначение. Ты опять исследуешь взаимосвязь фронтового и производственного опыта, но показываешь это как бы на более широком экране.

— Я не хотел бы навязывать свою точку зрения на роман. Суд вершит читатель, и теперь не мне, а ему принадлежит книга. Но, в общем, ты прав. Меня всегда привлекали люди сложные, когда на первый взгляд сразу и не выделишь, чем человек хорош, чем плох. Тем увлекательнее задача: разглядеть тот внутренний свет, который становится солнцем души человека. Вот этот свет я искал в Петухове да и в других персонажах романа.

— Как ты относишься к праву писателя на художественный вымысел?

— По-прежнему считаю его важным и нужным, при сохранении абсолютной верности и жизненности изображения натуры героя.

— Могу ли я пояснить твою мысль так: человек часто сам себе не знает цены. То есть действующее лицо романа само не ощущает своей героичности, мысля себя заурядным, в то время как в штабе уже подписывают приказ о награждении его орденом Славы. И вот этот «внутренний свет» в человеке очень трудно разглядеть. Даже опытному писателю.

— Верно. Солдаты и офицеры не чувствуют в полной мере свою нравственную силу, пока ранения, тряска на носилках и толчки на ухабах в кузове грузовика, причиняющие дьявольскую боль, не докажут им самим, хирургам, санитарам и сестрам, какие же они все-таки молодцы. Помнишь толстовского капитана Тушина?

— Да, — сказал я, — тишайшего капитана — еще бы не помнить... И я на передовой в осенние дни сорок третьего искал не те «общевидимые» примеры героизма, а случаи, когда незаметный с виду человек, скажем, молоденький артиллерист Коля Гаврилов, остался один при подбитом орудии и стрелял в надвигавшиеся «тигры», «пантеры» и «фердинанды», глядя на них прямо через орудийный ствол... Я говорил с ним после боя. Он вспоминал только о доблести своих друзей-батарейцев...

Таков и твой Петухов, ставший директором мебельной фабрики. Это деловой человек, отчетливо представляющий трудности жизни и быта в послевоенное время. Он получил благодаря своему пребыванию на передовой право на самоуважение. Он со страстью отдается будничному делу — производству мебели для разоренных городов и сел, сидит ночами над зарубежными рекламными изданиями, переводит на голубые листы кальки образцы понравившейся ему мебели, спорит с представителями строительных организаций. И даже не подозревает в этой повседневной суете, что он — герой.

Да, Петухов именно таков. Таков, как деловой человек, другой мой персонаж, прообразом которого, хоть и отдаленно, служил для меня один из крупных руководителей нашего сложного народного хозяйства. Человек пунктуальный, быть может, суховатый, предельно требовательный, но отходчивый в случаях, когда провинившиеся признавали свой промах.

А отношение Петухова к женщинам? Ты целомудренно пишешь об отношении его к Соне, ставшей после войны его женой. А как нужно и важно радостное повествование о чистой любви. Иные не то писать разучились, не то любить... Петухов спустя двадцать лет испытывает к Соне чувство чуть ли не сильнее, искренней, горячей, чем в дни сражений. И это жизнь.

...Я не передаю здесь содержание романа — прочесть его дело читателей. Я лишь делюсь здесь мыслями, навеянными произведением Вадима Михайловича.

Я говорю ему о том, что он стал писать проще, естественней. Не герои ли романа — цельные, прямые люди — определяют эту простую, ясную реалистическую манеру! В новом романе естественно проявляется чувство юмора, смешливость героев, разговорчивость, но в более спокойной форме, в более просвещенной, что ли, естественности, если можно так выразиться. Эта простота, ясность, доходчивость нисколько не «принижают» романтичности, приподнятости чувств, вдохновенного порыва.

— Ты не замечаешь, — говорю я Вадиму Михайловичу, — что о Петухове мы рассуждаем с тобой как о вполне реальном, живом человеке, забыв, что это всего-навсего персонаж...

— Что ж, это хорошо... — отвечает Кожевников.

Но мне кажется, что он думает сейчас о другом. Петухов, как говорится, пошел в люди. И, может быть, в эту минуту писатель уже во власти другого героя или персонажа, как хотите его назовем.

И я нисколько не сомневаюсь, что этот новый герой будет опять человеком труда. Ратного или мирного — все равно. Потому что это воздух писателя, потому что он сам в кровном родстве с теми, о ком пишет.

1976

ПОБЕДИЛ ЧЕЛОВЕК

Он завидует самому