– Счет, пожалуйста! – окликнул я официантку и удостоился недоуменного ответного взгляда.

– Какой еще счет? – сказала Альбина, поднимаясь из-за стола, – пошли уже.

Мы вышли из ресторана. Девушка села в машину, меня с собой не позвала, и я понял, что настало время дежурного вопроса.

– А что ты делаешь сегодня вечером?

– Сегодня вечером, я иду на балет.

– Куда? – мне показалось, что я ослышался.

– На балет, – подтвердила она насмешливым тоном, – думал, баба-торгашка только о шмотках может думать? А у нас Кировский театр на гастролях, ты не знал?

Бормоча, что-то вроде, знал, конечно, только забыл и сами-то мы не местные, ну раз так, тогда я позвоню как-нибудь, и стал потихоньку отступать от машины, как вдруг она спросила:

– Хочешь пойти со мной?

– Хочу! – без раздумий согласился я.

– Даже не спрашиваешь, что идет?

– С тобой на что угодно! Хоть на «Ивана Сусанина».

– Забавный, – повторила она. – Тогда в шесть тридцать возле главного входа.

* * *

Очень интересная вырисовывалась ситуация: жизнь моя умножилась на два. Я проводил день в прошлом, потом возвращался в настоящее, ночевал, и еще раз проживал тот же самый день. От этого образовалась куча свободного времени, и я не знал, куда ее деть.

Вот и сейчас надо было чем-то занять четыре с половиной часа, и я решил зайти в гости к Генке.

Дверь, как всегда, открыла бабушка. Выяснилось, что оглоед прошлялся где-то всю ночь, явился под утро, до сих пор дрыхнет, и нет на него ни дна, ни покрышки. Тут и Генка выполз из своей комнаты – хмурый, заросший и с похмелья. На лбу запеклась кровью свежая ссадина. Сразу напал на меня с упреками: куда, мол, я вчера запропастился? Они, дескать, все гаражи облазили, обыскали и так по-свински друзья не поступают!

Я раскаялся, мол, не знаю, как так вышло, и в качестве компенсации за потраченные нервы предложил выпить пива. Генка сразу расцвел и, велев обождать пару минут, понесся умываться.

Ему и впрямь хватило пары минут.

– Куды опять поперси? – неприязненно спросила бабуля.

– Воздухом подышать, ба.

– Знаю я твой воздух, выродок царя небесного! К отцу, когда пойдешь?

– Да у них сейчас, тихий час, – крикнул ей Генка, таща меня за рукав к двери. – Вот закончится, тогда и пойду…

– Совсем старая с ума спятила, – рассказывал мне Генка, по дороге в магазин, – варит и варит этот суп… отец ругается, не носи ты мне его больше, видеть, говорит, его уже не могу… а ей разве объяснишь? А еще к войне с Америкой начала готовиться: сундук завела под кроватью, а там макароны, соль и спички.

Пиво «Российское» было почти без градусов и теплое, как моча, но Леха пил его с видимым удовольствием.

– Нажрались вчера, – объяснил он, – самогонкой догонялись. Когда на сейшн ехали, решили запастись, в деревню зарулили по дороге, там бабка-самогонщица всю округу снабжает. А у нас всех приме́т ее халупы, что она с краю и перекосоебленная. Ну и подъезжаем к самому кривому дому, Толян давай орать: бабка, мол, самогонку гони скорей, некогда нам.

Тут какая-то харя в окно вылезла. Пиздуйте, грит, отсюда по-добру, по-здорову. А нам в темноте не видно, думали, это бабка спросонья в расклад не въехала. Ну, дальше орем: давай старая нам самогонку, а то раскатаем твою халупу на бревнышки. Тут из окошка высовывается двустволка и хуяк по нам дуплетом. Хорошо, что дробь была мелкая – стекло не разбилось, а только трещинами пошло. Понял, да? Тут во мне взыграло! Меня, моряка Северного флота вонючей берданкой пугать? Ору Толяну: «Полундра! Боевая, блять, тревога! Корабль к бою и походу приготовить! Врагу не сдается наш гордый Варяг! Вали, на хер, ворота!»

Толян отъехал, и как даст передком (у «запора» мотор-то сзади), штакетник повалил, и давай по огороду ездить, как танк по окопам – будут знать, как по людя́м стрелять. Только я, пока мы по грядкам прыгали, лбом об какую-то железяку звезданулся, они там, в «запоре» отовсюду торчат. А так, классно скатались, и музон на сейшене забойный был, зря с нами не поехал.

А сегодня в гаражах концерт будет! Толян свою группу собрал – залабают нам хард на всю катушку! Пошли?

– Извини Геша, сегодня никак не могу – дела.

Генка заметно огорчился, а когда узнал, что за дела, огорчился еще больше.

– Блин, Феля, я же тебя просил: не связываться с этой Зотовой! Вокруг неё знаешь, какие хмыри вьются? Яша тот же! Он у папашки ейного на доверии. Тот вообще деловой. Если узнает, что она с каким-то залетным хмырем гуляет, мало не покажется! У него бандюки прикормлены. Будет тебе мерехлюндия! Еще в ресторан с ней поперся.

– Я-то откуда знал?

– Так слушать надо, что умные люди говорят! Не ходи больше к ней, шмотье куда-нибудь в другое место толкнем.

– Ну, щас, ага! Румынские гусары от женщин не бегут! Да и что у нас с ней было-то? Так деловой ланч. Ну, прогуляюсь еще вечерком на балет, подниму культурный уровень, подумаешь, делов…

– Смотри Феля, хлебнешь ты с ней!

– Ладно, лучше ты пиво хлебай и пошли. Кстати, Геша, отца твоего, чем лечат?

– Чем, чем… диетой, сука, в основном!

– Может какого-нибудь импортного лекарства подогнать?

– А что есть возможность?

– Придумаем, что-нибудь.

На прощание Генка начал мяться и что-то невнятно мычать. Я понял, что его финансы поют романсы и без лишних слов сунул червонец. Генка расцвел и побежал в магазин, затариваться на сейшн.

* * *

Расставшись с другом, я зашел в гастроном, и приобрел еще пару бутылок марочного коньяка для Петра Годнова. Когда еще будут выигрыши на тотализаторе, и будут ли, а тут все-таки верная копейка.

Отвез коньяк домой и отправился в театр.

Последний час я тупо слонялся по парку, размышляя о Генкиных словах. С одной стороны, могло показаться, что друг детства мой нагнетает из зависти, но с другой, картина складывалась правдоподобная: даже если не брать в расчет ревнивого ухажёра, девчонка упакованная, при деловом папаше, и папаша этот самый вряд ли примет как данность её мезальянс со студентом-голодранцем. Так что, слиться, что ли? Взять