ощущая, вероятно, их неразрывную связь. Ученый почти полностью повторяет сказанное О. Контом и Дж. Миллем: «Понятие причинности — понятие мистическое, возникшее в эпоху примитивного человеческого мышления. Строго научное изложение не знает «причин», а только закономерные зависимости. Но если понятие «причинности» означает лишь существование однозначно определенной закономерности, то момент «причины» в нем не только излишен, но и прямо не соответствует истине, потому что процесс или состояние никогда не определяются однозначно «одной–единственной причиной», а всегда совокупностью условий, которые все имеют одинаковую ценность, ибо все они необходимы. Причинная закономерность есть спекулятивная мистика, а условная закономерность есть опыт» [198, с. 150–151].

Рассмотрение этого отрывка подтверждает ранее выдвинутый тезис, что кондиционализм явился негативной реакцией на «панкаузализм» в его лапласовском варианте. Ферворн убежден, что исповедуемый им кондпцпо- нализм имеет основание прежде всего в том «факте», что «всякое «объяснение» может быть лишь описанием». В доказательство этого положения Ферворн пытается привлечь и исследуемый им естественнонаучный материал, связанный с психологией первобытного искусства. Вот здесь–то и проявляется основное зло синкретического мировоззрения — мировоззренческие установки, возникшие как искаженное отражение, интерпретация естественнонаучного материала, начинают «работать» по принципу отрицательной обратной связи: исследование, проводимое с использованием элементов такого мировоззрения как методологических оснований, становится все больше и больше подтасовкой, подгонкой фактов под доказываемое положение. Так синкретизм естественнонаучного мировоззрения уводит ученого от науки, естественнонаучное мировоззрение превращается в антинаучное. Основной вывод Ферворна: «…всякое истинно научное познание должно… быть облечено в форму условного предложения, ибо научное познание состоит и должно состоять лишь в констатировании закономерной зависимости» [198, с. 150]. Сведение познания к чувственному восприятию приводит автора к агностическому утверждению о непознаваемости причин. Непознаваемое при помощи чувств, по его логике, можно объявить несуществующим. Другое дело — условия, они «совсем не таинственны и не непознаваемы, ибо это сами вещи, которые я ведь могу воспринять» [198, с. 151].

Ферворн пытается убедить читателей в том, что он «достиг своего психомонизма независимо от Маха, Авенариуса, Циена» [198, с. 31], однако терминология и система определений «выдают» Ферворна. Здесь и оперирование словом «элемент» в отношении «физического» и «психического», и рассуждение о «мистицизме» материализма, признающего причинность, которую непосредственно нельзя ощутить, и стремление к «монизму» мировоззрения на основе монизма психического. Некоторые места произведений Ферворна указывают на то, что он пользовался теми же «первоисточниками», что и Э. Мах и Р. Авенариус. Достаточно привести такое высказывание: «Я беру камень в руку. Что я знаю о нем? Он тяжел — это ощущение, он холоден — это тоже ощущение, он тверд — опять ощущение, он имеет форму — комплекс ощущений, он падает и движется — опять комплекс ощущений. Ничего, кроме ощущений, я про него не знаю. Сколько я ни буду искать, я найду лишь ощущения… Противоположность телесного мира и душевного не существует, следовательно, в действительности, так как весь телесный мир — это только содержание души. Есть вообще лишь одно — это богатое содержание души» [198, с. 24]. Это высказывание, не оставляющее сомнений в его мировоззренческой принадлежности, почти полностью повторяет сказанное Дж. Беркли в «Трактате о принципах человеческого знания» [см.: 28, с. 171], из которого черпали свои идеи Мах и Авенариус [см.: 4, т. 18, с. 14–25].

В связи с изложенным нам представляется не совсем корректным считать Ферворна основателем кондиционализма [см.: 204, с. 163]. Он не был оригинален ни в концепции кондиционализма, ни тем более в своих субъективно–идеалистических взглядах, а является лишь яростным защитником и популяризатором этих идей. В. И. Ленин предельно четко охарактеризовал философские взгляды Ферворна: «Никакого понятия о диалектическом материализме и полное неумение отличить материализм как философию — от отдельных, заскорузлых взглядов материалистами называющих себя обывателей данного времени» [4, т. 29, с. 354].

Кондиционализм представляет отнюдь не только исторический интерес. Многие современные буржуазные концепции прямо или косвенно используют кондиционализм в качестве методологической предпосылки. Такова, например, концепция «географического детерминизма» и тесно связанная с ней «геополитика». Знакомство с современными теориями позитивистского толка убеждает, что в них также часто производится подмена каузального объяснения процессов кондициональным, поскольку последовательный позитивизм всегда отвергал и будет отвергать диалектико–материалистическое учение о внутреннем противоречии как причине изменения и развития.

Кондиционализм проникает и в работы некоторых современных естествоиспытателей. Он проявляется здесь прежде всего в нерасчленении причины и условий, отождествлении их, свободной замене, перестановке этих понятий в тексте, что, как было показано выше на примере анализа некоторых работ по теории эволюции, чревато не только терминологической путаницей, но и искажением смысла той или иной концепции.

Причины и условия часто не разделяются в педагогике и психологии, что ведет к выработке неверных рекомендаций. Работы психологов буквально пестрят терминами «фактор», «условие», «черта», «побудительная сила», «характеристика», «акт» и т. и., которые подчас используются в качестве синонимов. Иногда исследование сводится к выявлению все новых и новых «факторов», определяющих поведение индивида (их число доходит до 400 и более) [см.: 121, с. 228–248]. При этом в качественном отношении факторы различаются лишь по основаниям «внешние — внутренние», «главные — неглавные». Системного детерминистского анализа, как правило, не производится, что служит основанием рецидивов бихевиористских и гештальтских концепций в психологии.

Это соображение подтверждается исследованиями Л. М. Беккера, показавшего, что в гештальтпсихологии «сложилась теоретическая ситуация, которая, несмотря на свою явную противоположность выводам бихевиоризма, скрывает в своем исходном пункте то же тамое генерализованное представление о психике, в котором замаскированы различия между принципиально разными уровнями ее организации. Расплывчатость границы между биологически детерминированной перцептивной психикой и социально детерминированной собственно мыслительной ее надстройкой, обусловившая в бихевиоризме отождествление отсутствия мысли с отсутствием психики вообще, в гештальтизме привела к отождествлению перцептивной психики с ее интеллектуальным или мыслительным уровнем» [49, с. 23]. Отождествление мышления с психикой — общее основание как для бихевиоризма, сводящего психическое к физиологической реакции организма на внешнее воздействие, так и для гештальтпсихологии, абсолютизирующей оторванные от ощущений и, следовательно, от внешнего мира целостные психические «структуры», «гештальты», в качестве источника всех психических процессов и мышления. И та и другая концепции — основание для субъективноидеалистического, позитивистского мировоззрения и имеют своей существенной предпосылкой

кондиционализм как разновидность механического детерминизма.

Качественное различение факторов, организующих психические процессы, возможно лишь при опоре на диалектико–материалистическую концепцию детерминизма, позволяющую выделить причины, условия, повод, функциональное взаимодействие и тому подобные детерминанты и уточнить их субординацию и координацию в определенной системе. Отсутствие такого анализа сдерживает развитие психологии, во многих своих областях сводящейся пока еще сегодня лишь к собиранию новых и новых «факторов».

Сказанное касается прежде всего психологии личности. Крупный бельгийский психолог Ж. Нюттен после весьма