3. «Панкаузализм» и субъективный идеализм

А. Лаланд, раскрывая понятие «детерминированность» (determiner) в отношении физических явлений, определяет его как синоним глагола «причинять», «быть причиной» (causer). «Детерминировать», по его мнению, значит «производить, а не только обусловливать или постоянно предшествовать» [см.: 256, с. 221]. Явное и неявное отождествление понятий «детерминация» и «причинение» встречается в работах М. Бунге [см.: 45,

с. 20]. Не избежали этой ошибки и некоторые советские исследователи. Отождествление детерминации с причинением до сих пор выступает, как мы убедились, основанием для выдвижения непричинных типов детерминаций, открываемых той или иной естественной наукой в качестве аргумента против общефилософского принципа детерминизма.

Все эти соображения вновь поднимают проблему соотношения детерминизма и причинности, которая, несмотря на обилие литературы по данному вопросу, содержит еще много «белых пятен». В современной философии существует несколько интерпретаций связи причинности и детерминизма. Мы ограничимся здесь рассмотрением вариантов сопоставления объемов этих понятий с выяснением содержательной стороны, основ различных трактовок соотношения объемов понятий детерминизма и причинности. В этом плане выделяются четыре варианта: 1) принцип детерминизма шире принципа причинности; 2) принцип детерминизма уже принципа причинности; 3) объемы понятий «детерминизм» и «причинность» полностью совпадают; 4) объемы понятий «детерминизм» и «причинность» совпадают лишь частично.

Принятие первого варианта связано с признанием того факта, что причинность «есть лишь малая частичка всемирной связи» [см.: 4, т. 29, с. 144]. Такое решение логически ведет к признанию существования системы качественно различных типов непричинной детерминации, выяснению сложной структуры факторов, детерминирующих процесс становления материального объекта. Можно сказать, что данная концепция отражает основную тенденцию развития принципа и теории детерминизма. Получая все новые и новые подтверждения своей истинности в естествознании, она нашла в наше время множество сторонников как у нас в стране, так и за рубежом. Нам представляется этот подход единственно правильным, и все излагаемое в настоящей работе является попыткой его развития и углубления.

Признание детерминизма более узким принципом по отношению к причинности характерно для представителей естествознания, пытающихся ввести «расширенную» интерпретацию причинности, которая уже была подвергнута критике. В то же время данная позиция связана с отождествлением детерминизма с его «лапласовским вариантом», т. е. с «физическим» детерминизмом. Именно на этом основывается, например, вывод Л. Розенфельда: «Детерминизм классической физики выступает лишь как особый случай этой более широкой статистической причинности» [167, с. 73].

Отождествление детерминизма и причинности обычно базируется на выявлении сложного характера причинной зависимости (активные и реактивные причинные цепи, много–многозначная зависимость причинно–следственного отношения и т. п.), что само по себе можно признать лишь полезным развитием теории причинности.

Однако никакое многообразие причинных отношений не способно охватить все богатство отношений детерминации. На данное обстоятельство указывал еще Ф. Энгельс, подвергая критике вульгарных экономистов: «Чего всем этим господам не хватает, так это диалектики. Они постоянно видят только здесь причину, там — следствие. Они не видят, что это пустая абстракция, что в действительном мире такие метафизические полярные противоположности существуют только во время кризисов, что весь великий ход развития происходит в форме взаимодействия…» [1, т. 37, с. 420]. Причинное отношение отражает лишь одну сторону взаимодействия, важной чертой которой является производительная, генетическая связь. Распространение данной черты на детерминизм неминуемо ведет к отождествлению его с причинностью.

Одним из постулатов тождества детерминизма и причинности является идея бесконечной цепи связей и взаимодействий, которая находит еще иногда поддержку в литературе. Неправомерность постулата бесконечной цепи убедительно, с привлечением большого естественнонаучного материала была показана В. П. Брянским [см.: 41, с. 64–76]. В. Г. Иванов развил понятие причинной сети как системы явлений, «охватываемых единой времениподобной динамической структурой так, что состояние каждого из них прямо или опосредованно обусловлено состоянием других элементов этой системы» [см.: 81, с. 23].

Аргументы, выдвигаемые против концепций, отождествляющих детерминизм и причинность, не могут использоваться в качестве основания для их противопоставления. Причинность, как уже подчеркивалось, является центральным элементом системы детерминаций. Совершенно несостоятельной представляется в связи с этим наметившаяся в последние годы дилемма — либо «полидетерминизм», либо поликаузализм (разновидность «панкаузализма»). Смысл ее в следующем: применять ли при раскрытии сложной системы взаимодействий в мире (т. е. обосновании системы мировоззрения) различные виды детерминизма (каузальный, пробабилистический, помологический, логический и т. п.) пли же идти по пути выявления разнообразия видов причинных связей (зависимые и независимые, активные и реактивные причинные цепи, динамическая, вероятностная, системная, целевая и тому подобная причинность) [7].

Отмеченное противопоставление неразрывно связано с уже рассмотренными философскими позициями в вопросе взаимосвязи детерминизма и причинности. Первой альтернативы обычно придерживаются сторонники «узкого» определения причинности (как одно–однозначной зависимости), вторая базируется на стремлении закрепить за детерминизмом «классическую» характеристику однозначной зависимости, а все отклонения от нее объяснить за счет сложных типов причинности, т. е. представить принцип детерминизма более узким по сравнению с принципом причинности. Неправомерность обоих подходов была уже продемонстрирована на материале физических и биологических теорий и их мировоззренческих интерпретаций.

«Панкаузализм» в варианте поликаузализма выступает основанием для субъективно–идеалистических, позитивистских трактовок как причинности, так и детерминизма. Например, Р. Карнап, рассматривая причины автодорожного происшествия, делает вывод, что «полипричинение», которое имеет место в таком случае, позволяет произвольно выдвигать в качестве «основной причины» любое действие. Выбор здесь зависит от профессиональной установки исследователя. С точки зрения инженера, причиной автодорожного происшествия будет состояние дороги, полиции — нарушение правил, психолога — состояние водителя, механика — неисправность машины [см.: 91, с. 258]. Объявлять какую–то одну из причин основной бессмысленно.

Поставленная задача действительно неразрешима в ракурсе, предложенном Карнапом. «Секрет» здесь в том, что автор совершенно в духе неопозитивизма, подвергнув рассматриваемый предмет анализу, не доводит рассмотрение до синтеза. Метафизическое расчленение процесса, изолированное рассмотрение полученных исходных элементов не способно раскрыть систему и характер взаимоопосредствования этих элементов внутри процесса. Рассматриваются исходные данные и готовый результат как их некая арифметическая сумма, процесс же остается за бортом исследования. Между тем именно в процессе между «равноправными» до этого моментами деятельности распределяются роли конкретных детерминантов (причина, условие, функциональная зависимость и т. п.). Квалифицированное следствие обычно хорошо понимает это, вынося обвинение либо механику, либо водителю, либо дорожному мастеру, либо врачу, выпустившему водителя в рейс, но не всем вместе. Доминирующий фактор в процессе взаимодействия подчиняет себе все остальное, становясь причиной события.

Ярким примером того, как сведение детерминизма к причинно–следственным отношениям, являясь методологическим основанием, заводит теорию в тупик субъективного идеализма, выступает концепция «технологического детерминизма» Г. Башляра. Постулируя тождество детерминизма и причинности, Башляр основывает свою концепцию на неправомерном обобщении причинно–следственных отношений в технических устройствах.

Современный уровень развития техники, согласно Башляру, характерен тем, что в созданных человеком машинах, механизмах, приборах не воспроизводятся «обычные» природные