зато они пришли с уловом, от которого не только Артём, но и все остальные были в восторге. Бусину они не отыскали, но Коля нашёл возле притвора крыльца, под толстым утрамбованным слоем опилок и земли, старую монету грешников с отверстием. Именно такую, которую и описала им бабушка Настасья — на одной стороне у неё был открытый рот с зубами, а на другой стороне наполненный чем-то мешок. Она была ржавая, и в отверстии торчал полусгнивший обрывок тесёмки.

— Господи, неужели эту монету кто-то носил? — Спросила Оля, брезгливо глядя на грязную тесёмку.

— А эта Тамара Селивёрстовна может и не такая и наивная овечка, как пытается нам это показать! — Сказал Паша, разглядывая монету — Странно всё-таки, ничего она не знает, ни о чём не догадывается, однако возле её дома убили ветряка, нашли монету грешников, у неё там где-то находится бусина. Слишком много всего в её доме сосредоточено. Что-то я перестал ей верить.

— А я сразу ей не поверил. — Поддержал его Артём — Может, она и самая бедная в деревне, но что-то в ней есть хитрое, и это настораживает.

— Да, слишком много совпадений! — Согласился с ними Валериан Петрович — Монета эта не пятак какой, который уронили и забыли. Она о себе даёт знать, её невозможно игнорировать, а Тома говорит, что ничего не слышала и не видела. И потом, её мать была подругой Сони Копытовой. Уж не вместе ли с Соней они там обряды свои проводили? Наверняка Соня поняла, что монеты не простые.

— А может это только мать её с Сонькой этим занимались, а Томка и знать ничего не знала! — Заступилась за Тамару Селивёрстовну Нина Максимовна — Я вам хочу сказать, что Тома до своего замужества была очень общительной и весёлой девушкой, голос у неё был хороший, песни она так пела, что заслушаешься! Парня она проводила в армию, да только не дождалась она его, замуж неожиданно вышла. Я помню её свадьбу. Мне-то тогда было всего лет десять. Но я хорошо запомнила, какая сидела Тома. Бледная, глаза потухшие. Ей будто на шею верёвку накинули, как телушке, и на убой повели. И после свадьбы она так быстро смирилась с тем, что Вова, её муж, пил, толком не работал, да ещё и её поколачивал. Жила и терпела. Она только и оживала на работе, всю душу в неё вкладывала, со всем справлялась. А как домой идти, будто потухнет, будто каждый день её к смерти приговаривают. И что странно, детишек долго у них не было. Сына она родила чуть ли не в сорок лет. Очень поздно. Все думали, что она бездетная. А потом на тебе — родила! А Вова её лет через пять после рождения сына помер. Когда сын родился у неё, она вроде оживилась маленько, даже, помню, как её соседка Иринка рассказывала, что Тома, после того как Вова что-то там опять из дома в очередной раз утащил и пропил, собрала вещички его и выкинула их на улицу. Он молотился домой всю ночь, а она его не пускала. Но потом всё-таки пустила, видать пожалела.

— А откуда такой пьяница Вова на её голову взялся? Разве мама Тамары Селивёрстовны не знала, что он пьёт, когда дочку свою за него выдавала? — Спросила Оля.

— Да как не знала! Все в Чудино знали этого Вову, даже у нас в Лосево про него все знали! Он родной брат Витьки Рушникова, мужа Сони. — Нина Максимовна замолчала и потом проговорила — Брат Витькин! Так вот как, получается, женили Вову! Соня постаралась. Но как мать Томки на это согласилась? Или тоже под Сонькиными чарами ходила?

— Да, точно, её подружка, Соня посодействовала в этом деле! — Ответил Валериан Петрович — Такая, видать, подружка была, что и врагу такую не пожелаешь. Не зря, видать монета во дворе у Томы появилась. Вот что, поедим сейчас, а потом поедем снова к Томе и уже конкретно про её замужество у неё спросим.

— Знаешь, надо Настасью позвать. — Встрепенулась Нина Максимовна — Помнишь, она рассказывала, как колдун хотел жениться на Тине Тулеевой, а Маня Тихонова быстро его отвадила. Может и Томе придётся помогать, вдруг эта монета много лет её здоровье подрывала! Артём, беги за бабушкой, объясни ей, что надо.

Артём без лишних слов сорвался и побежал домой. Паша снова взял монету и спросил деда:

— Вроде там говорили, что такую монету нельзя дома держать? Я пойду её положу в огороде, пока бабушка Настасья не придёт.

— Да, отнеси, положи возле бочки на лавочку. — Сказал Валериан Петрович — Настасья придёт, скажет, что с ней надо делать.

— Прямо не деревня, а Мадридский двор со страшными семейными тайнами. — Оля улыбнулась — Я никогда ещё так интересно не проводила лето! Даже когда мы в Турцию ездили.

— Да уж, куда Турции до Лосево! — Паша взял монету и пошёл с ней в огород.

Там он ещё долго разглядывал монету, ему даже казалось, что она слегка дрожит в руках. Он несколько раз, то клал её на скамейку, то снова брал в руки, монета словно притягивала его к себе. Он подобрал гвоздик с земли и попытался соскоблить ржавчину с неё, чтобы как следует рассмотреть рисунок на ней. Только он царапнул гвоздём по рыжей ржавчине, как гвоздь, обжигая его пальцы, отлетел в сторону от монеты метра на три, а Паша полетел в противоположном направлении, только не так далеко, а всего лишь до бочки, боднув её головой. Бочка загудела, Пашина голова тоже. Он с минуту посидел, не вставая, и приходя в себя. Так, значит, монете не нравится, когда к ней прикасаются чем-то острым. Ну и ладно. Хорошо, что не током ударила. Значит, она всё-таки живая.

— Ты что тут сидишь? — Спросила Милка, выглядывая из-за бочки.

— Монета меня оттолкнула, когда я пытался с неё ржавчину соскрести. — Ответил Паша, поднимаясь — Я думаю, что она живая. На самом деле, без шуток.

— Ого. — Милка подошла к монете и склонилась над ней — А она с тобой не разговаривала?

— Нет, всё молча сделала, без предупреждения. — Усмехнулся Паша — Не знаю, может сейчас, когда я головой стукнулся, она и будет со мной говорить. Но я бы не хотел этого.