– Он бы вас убил, – поправила я жестко. – Поэтому прекращайте терзаться. Вы же солдат, а не чувствительная барышня!

Петтер хмыкнул, наконец перебрался вперед и завел мотор. Кажется, я выбрала верный тон: с души Петтера явно упал увесистый валун.

Или ты, или тебя – жутковатая, но верная сентенция…

По дороге в Ингойю автомобиль несколько раз заносило, а однажды протянуло юзом по мокрой глине. Однако укорять водителя за это не стоило, он и так ехал стиснув зубы и временами выдыхая с присвистом.

Я же вполне живо представляла, какую боль он испытывает, а потому лишь покрепче цеплялась за ручку и посматривала на него с сочувствием.

В Ингойе по-прежнему царила метель. Казалось странным, что всего в десятке километров к северо-западу это снежное царство заканчивается. Центральные улицы Ингойи были более-менее расчищены, но тихие улочки наверняка превратились в сугробы.

– Приехали, – с облегчением выдохнул Петтер, затормозив возле «Уртехюса». Он как будто с трудом отцепил пальцы от руля и прикрыл глаза. На лбу у него выступила испарина, и к мокрой коже прилип темный чубчик.

И каюсь, удержаться я не смогла: сняла перепачканные перчатки, вынула платок и аккуратно промокнула лоб юноши.

Темно-карие глаза тут же широко распахнулись.

– Госпожа Мирра? – Петтер говорил тихо, едва шевеля губами, словно боялся спугнуть севшую на ладонь бабочку.

– Спасибо вам, Петтер, – отозвалась я, не торопясь убирать руку. В конце концов, мне это ничего не стоило, а для него значило так много.

– За что? – Он так удивился, что повысил голос.

– За хороший пример! – серьезно ответила я. – Знаете, в последнее время я совсем раскисла. Опустила руки, смирилась. Думала, что нужно спасти сына, а дальше… все равно. – Я помолчала и закончила с улыбкой: – А вы напомнили мне, что любого противника можно победить. Главное – не сдаваться. Спасибо вам за это, правда, спасибо!

Петтер не выдержал: обеими руками прижал мою ладонь к своему лицу, коснулся нежной кожи обветренными губами.

– Госпожа моя, – шепнул он жарко. Глаза его блестели ярко, лихорадочно, а от медового аромата жасмина кружилась голова.

– Петтер, не сходите с ума, – попросила я, с трудом унимая колотящееся сердце. Не каменная же я, в конце концов! – Отпустите, мне пора.

Что, если нас кто-нибудь увидит? Нежная сцена в автомобиле под окнами дома мужа, с его же собственным ординарцем – что может быть нелепее?

Петтер улыбнулся странно, без возражений отпуская мою руку. И только когда я взялась за ручку двери, ответил тихо:

– Уже.

– Что? – думая, что ослышалась, обернулась я.

– Уже сошел, – объяснил Петтер спокойно. – Давно.

– Подождите, сейчас я принесу мазь для вашей ноги! – только и ответила я.

Что тут еще скажешь?

«Уртехюс» казался темным и заброшенным. Брошенные прихватки, невымытая кастрюлька из-под мыла, грязные склянки в раковине. Запах трав, к которому привыкаешь настолько, что почти не замечаешь. Все знакомо: от щербинки в полу до легкого сквозняка из оконной щели. Знакомо, но уже немножко чуждо. «Уртехюс» будто чувствовал, что я уезжаю, и смирился с этим.

Встряхнув головой в тщетной надежде избавиться от дурных мыслей, я принялась разыскивать мазь от ушибов, что из-за беспорядка оказалось задачей непростой.

Искомая склянка нашлась, разумеется, совсем не там, где ей полагалось быть.

Я отвинтила крышку, вдохнула аромат арники, календулы и мирры – густой, смолисто-травяной, с отчетливой лекарственной горечью…

И замерла на мгновение, прикрыв глаза.

Странное чувство: как будто вся моя жизнь становится похожей на старый снимок. Полустертый, поблекший от времени…

Уже на выходе взглянула на себя в зеркало и поразилась. Я ли это? Широко распахнутые глаза сверкают каким-то отчаянным огнем, щеки горят, губы алеют… Надо думать, стычка с драконом разбудила во мне что-то первобытное. Неудивительно, что Петтер глаз не мог отвести!

Передо мной как воочию возник Петтер: расширенные темные глаза, обветренные губы, тень щетины на смуглых щеках. И терпкий сухой аромат ветивера, чья едва уловимая горечь оттенена тягучей сладостью жасмина. Мне вдруг захотелось уткнуться носом в грудь юноши и нырнуть в его запах, в непрозрачную и беспокойную пучину ветивера…

В самом деле, почему нет? Я боялась, что Ингольв сломает жизнь Петтеру. А ведь это уже произошло – мой благоверный вовлек его в темную историю с заговором, а значит, их обоих ждет суд. Так что терять Петтеру уже нечего…

Я вспомнила его спокойное: «Уже сошел!» – и прижала ладони к горящим щекам. Боги, милосердные мои боги, о чем я думаю?!

«Немедленно подумай о чем-то серьезном! – велела я себе. – Скажем, о Валериане».

Меня кольнул острый стыд: увлекшись бурными событиями, я совсем позабыла об остальном. Наверное, я очень плохая мать, а уж о том, какая я плохая жена, муж и свекор твердят мне регулярно.

Больше никаких посиделок вдвоем с Петтером, никаких разговоров и откровений. Хватит, пока еще можно остановиться!

Схватив склянку с мазью, я выскочила из «Уртехюса».

Петтер ждал меня у автомобиля, неловко опираясь на распахнутую дверцу, – темное пятно среди белого безмолвия улицы. Лишь вдалеке возился дворник, с задорной песней орудующий лопатой.

Петтер улыбнулся так светло и радостно, что у меня защемило сердце. Нужно немедленно привести его в чувство. В конце концов, сейчас ему отправляться на службу, а Ингольв не слепой и вполне способен сделать выводы.

– Возьмите! – велела я сухо, протягивая баночку Петтеру. – Нужно мазать пострадавшее место минимум дважды в день. И передайте Ингольву, что в ближайшие два-три дня вам нужно поберечь ногу.

Юноша кивнул, явно удивленный столь резкой переменой в моем отношении.

– Спасибо за заботу, госпожа Мирра! – серьезно сказал он, улыбаясь уголками губ. Такой юный, такой нескладный в своей форме… Его окутывал теплый, фруктово-сладкий аромат мандарина.

А я вдруг поняла, насколько важен был для него этот пустячный знак внимания.

– Не за что, – холодно откликнулась я. – Думаю, вам пора.

На лице Петтера промелькнуло недоумение, потом он прикусил губу и будто замкнулся. Коротко поклонился и неуклюже полез в салон.

– До свидания, госпожа Мирра! – На меня Петтер не смотрел, только пряно-сладкий аромат аниса выдавал его почти детскую обиду.

– Петтер! – Я чуть повысила голос. – Прекратите. Вы не в том состоянии, чтобы ехать самому. Вызовите кеб или идите в дом!

– Спасибо за заботу! – А вот теперь это прозвучало ядовито. Его душила холодная полынная горечь. – Я сам справлюсь.

– Петтер!

Юноша, не слушая, рывком тронул автомобиль с места.

Я в сердцах помянула йотуна (хорошо, что бабушка не слышит!) и направилась к «Уртехюсу». На душе было мерзко, а на языке чувствовался металлический привкус. Намеренно и расчетливо обижать влюбленного юношу, видеть, как