– А где я возьму родной!.. Мне винтовка уже без него досталась. Пытаюсь приспособить то, что нашел.

Я еще не придумал, как можно использовать ситуацию. Но подумать над этим стоит, а саму ситуацию упускать нельзя. Может быть, это один из немногих шансов.

– Меня тут отправляют куда-то отдыхать. Приноси ко мне винтовку, если имам разрешит. Мы, может быть, что-нибудь придумаем…

Адам посмотрел на имама, тот кивнул.

– Я приду, – пообещал Адам.

– Куда мне идти? – спросил я.

– Тебя проводят. Жду тебя ровно через сутки.

Я кивнул и засунул томик Корана под мышку…

* * *

В большом гроте на камне, заменяющем стол, лежали наши с Валеркой винтовки. Я даже остановился, словно взглядом с ними прощаясь. Но прощаться почему-то очень не захотелось. Более того, очень захотелось не дать возможности бандитам пользоваться ими. Тем более что Лукман уже стоял рядом в окружении нескольких бандитов и что-то рассказывал им на своем языке. Похоже, про наши винтовки. Два снайпера в банде имама Магомедова – это уже слишком много. Один снайпер с такой винтовкой может натворить такое же множество бед, как вся остальная банда, и, благодаря высокой дальности эффективной стрельбы, остаться при этом неуловимым. А уж два снайпера, имеющие три дальнобойные винтовки, если учесть и «Гекату-2» Адама, да к тому же две винтовки с тепловизорным прицелом – это слишком много. Два снайпера в состоянии уничтожить на марше взвод солдат, не подпустив его к себе. И речь, скорее всего, может идти о моем взводе, где служат мои друзья, товарищи по дружине. И не зря я предложил Адаму навестить меня. Что-то предпринять будет необходимо. Поскольку я – самостоятельная боевая единица, единственная, которая в состоянии предотвратить большую беду…

Меня вели два охранника и Имран. Какую роль выполнял Имран в банде, я не знал, но он явно был не простым бандитом и имел право командования. В этом я еще раз имел возможность убедиться.

– Рамазан! – позвал Имран.

От группы, что окружала Лукмана, к нам шагнул совсем мальчишка с виноватыми измученными глазами. Посмотрел на Имрана, словно ожидал удара.

– Пойдем с нами. Пленника караулить будешь.

– Я уже караулил сегодня, – попытался отговориться Рамазан.

– Покараулишь еще…

Имран не посчитал нужным разговаривать дальше и пошел за нами к выходу. Рамазан, судя по шагам, послушно поплелся за нами.

Мы выходили по тому самому коридору, по которому пришли накануне в большой грот. Сейчас светило сразу три фонарика, и я даже начал ориентироваться. По крайней мере, за десяток шагов понял, что скоро последует главный коридор. Но, дойдя до главного выхода, мы повернули не направо, на путь, ведущий к знакомому мне выходу, а налево. И я снова стал считать боковые ответвления по левую сторону, чтобы не сбиться, если придется здесь выбираться. Но идти пришлось недолго. Мы повернули направо, прошли еще один поворот – за ним открывался еще один грот, в котором горел свет, – однако туда не пошли, а двинулись чуть дальше до деревянной тяжелой двери с висячим замком. Имран вытащил из кармана ключ, снял замок, посветил фонарем и вошел первым.

Грот был совсем маленьким и явно расширенным стараниями людей. На стене отчетливо виднелись следы кирки. И пол был неровный, с уклоном. У одной стены лежало несколько оружейных ящиков с матрацем поверху. Это, как я понял, моя постель. Рядом стоял еще один ящик, заменяющий стол. Туда Имран поставил, вытащив из какой-то незаметной ниши в стене, масляный светильник и зажег его. Фонари выключили, и стало почти темно.

– Здесь читай и ешь, здесь спи… – сказал Имран. – Когда-то и я здесь двое суток провел. Тоже под замком. Пока не согласился…

– И кем ты был до этого? – спросил я.

– Капитаном милиции. Но я рад, что сюда попал. Это лучше. Здесь себя честным человеком чувствуешь. Там это невозможно. Ладно. Ты – думай… Мы тебе мешать не будем. Что понадобится, спрашивай у Рамазана. Он меня позовет. Ключ у меня остается… А я спать пошел. Надо поспать, а то скоро в лес. Нужно будет как следует напугать кое-кого, кто любит ночами летать, а для этого требуется чистая голова…

– Тогда Адаму ключ передай. Он со своей винтовкой прийти должен. Надо помочь парню.

Имран задумался.

– Где я его сейчас искать буду? Ладно, Рамазан, тебе ключ доверю. Не потеряй…

Рамазан кивнул. Но замок на ключ Имран закрывал самостоятельно. Напоследок еще и посветил на замок фонарем и только после этого пошел вместе с другими охранниками. Мы остались вдвоем с Рамазаном, но разделенные дверью из толстых досок. Правда, щели в двери были большими, и мне было видно, как сначала пошарил по стенам, а потом погас луч фонарика Рамазана.

Я устроился поудобнее и решил посмотреть, что дал мне на обед Магомедов. Признаться, голод я почувствовал только тогда, когда имам сказал про мясо. До этого как-то даже не думалось о еде.

Выложив на стол содержимое пакета, я понял, что имам был не слишком предусмотрительным человеком. Кусок жесткого вяленого мяса, обильно посыпанного красным перцем, поместиться в рот явно не мог, а зубы у меня были совсем не волчьи, чтобы рвать такое жесткое угощение.

– Рамазан! – позвал я.

– Чего тебе? – отозвался часовой из темноты коридора.

– У тебя ножик есть?

– Есть.

– Мне нужно мясо разрезать.

– А потом зарезать меня?

– Не переживай. Я, кажется, не людоед. Я к щели в двери мясо подставлю, ты сам разрежь…

– Мелкий к тебе придет, он разрежет.

– Адам, что ли?

– А кого ты еще ждешь?

– А если он не придет? Мне так и сидеть голодным?

Рамазан посветил фонариком в щель, увидел, что у меня на столе лежит. Потом луч сдвинулся чуть в сторону и остановился на пластиковой бутылке с водой.

– Давай мясо…

Я подставил кусок к щели, в которую тут же просунулся длинный и широкий нож и начал мой кусок не резать, а пилить, потому что на весу разрезать его было невозможно. Но все-таки один небольшой кусок отпилить мы общими усилиями сумели. И я сразу засунул кусок в рот, хотя опять подумал о том, что требуются волчьи зубы, чтобы это мясо разжевать. И перец сразу стал жечь небо и язык. Вкуса мяса при этом совсем не ощущалось.

– Покажи-ка свою бутылку, – попросил Рамазан.

А я как раз за бутылкой потянулся, чтобы перец во рту смыть.

– Чем тебе бутылка не нравится? – спросил я, но секрета из нее не делал и подставил под луч фонарика.

Рамазан вздохнул:

– Подожди-ка, не пей…

– Почему? – спросил я, недоумевая. С куском мяса во рту говорить было смешно и трудно, но я все же разговаривал.