Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оливия поднялась с дивана, поправила примятую подушку и осмотрелась, чтобы удостовериться, что в квартире все безупречно. Освещение приглушенное, напитки выставлены, тут же лед в ведерке, стереосистема играет тихую, едва слышную музыку. Оливия повернулась к зеркалу над камином, тронула волосы, поправила воротник кремовой атласной блузы от Шанель. В ушах у нее были жемчужные серьги, и вечерний макияж тоже был мягкого жемчужного тона, нежный и очень женственный, совсем не похожий на ее яркий дневной грим.
Слышно было, как открылась и закрылась калитка. Шаги. Звонок у входной двери. Оливия неторопливо пошла открывать.
— Добрый вечер.
Он стоял у порога под дождем. Красивый, мужественный мужчина лет под пятьдесят, держащий в руке, как и можно было предвидеть, букет красных роз на длинных стеблях.
— Здравствуйте.
— Входите. Жуткая погода. Но вы все-таки добрались.
— Ясное дело. Без проблем. — Он вошел, она закрыла за ним дверь, и он протянул ей розы: — Небольшое приношение.
Он улыбнулся. Она и забыла, какая у него обаятельная улыбка и ровные, очень белые, американские зубы.
— Чудесные! — Она приняла у него букет и машинально наклонилась, чтобы понюхать, но розы были парниковые, без запаха. — Вы очень любезны. Снимайте пальто и наливайте себе чего-нибудь выпить, а я пойду поставлю их в воду.
Она вышла с букетом в кухню, достала вазу, наполнила ее водой и сунула туда розы прямо как были, не тратя времени на аранжировку. Они сразу же сами живописно раскинулись в вазе. С цветами в руке Оливия возвратилась в гостиную и торжественно поставила вазу на видное место — на бюро. Красные розы на фоне белой стены зарделись, словно капли крови.
— Это вы замечательно придумали, — обернувшись к гостю, сказала она. — Вы тут выпили чего-нибудь?
— Да. Стаканчик виски. Я никаких правил не нарушил? — Он поставил стакан. — А вам что налить?
— То же. С водой и со льдом.
Она забралась с ногами на диван и, непринужденно устроившись в уголке, стала смотреть, как он управляется с бутылками и стаканами. Он подал ей виски, а сам уселся в кресло по ту сторону камина. И приветственно поднял свой стакан.
— За здоровье, — сказала Оливия.
Выпили. Разговорились. Беседа лилась легко и непринужденно. Он выразил восхищение ее домом, заинтересовался висящими на стене картинами, спросил, где она работает и давно ли знает Риджвеев, у которых они два дня назад познакомились. А затем в ответ на ее тактичные вопросы стал рассказывать о себе. Его бизнес — ковры, в Англию он приехал на международную конференцию по текстилю. Остановился в «Рице». Сам из Нью-Йорка, но переехал на работу в Джорджию, город Долтон.
— Это, должно быть, серьезные перемены в жизни. Нью-Йорк, и вдруг Джорджия.
— Да, конечно. — Он повертел в ладонях стакан. — Но переезд пришелся на удобный момент: незадолго перед тем мы расстались с женой, и перемены в быту прошли довольно безболезненно.
— Мне очень жаль.
— Не о чем жалеть. Обычное дело.
— А дети у вас есть?
— Двое. Подростки. Мальчик и девочка.
— Удается с ними видеться?
— А как же. Они проводят у меня летние каникулы. Детям на юге хорошо. Можно в любое время года играть в теннис, ездить верхом, купаться. Мы вступили в местный клуб, и они завели много знакомств среди сверстников.
— Да, это здорово.
Оба замолчали. Оливия тактично ждала, чтобы он, если захочет, мог достать бумажник и показать фотографии. Но, к счастью, Хэнк никаких фотографий показывать не стал. Оливии он все больше и больше нравился. Она сказала:
— У вас стакан пустой. Налить еще?
Разговор продолжался. Они перешли к более серьезным темам: к американской политике, экономическому равновесию между Англией и Америкой. Его взгляды оказались либеральными и прагматическими; он, правда, голосовал, по его собственным словам, за республиканцев, однако чувствовалось, что проблемы третьего мира его глубоко заботят.
Оливия между тем покосилась на часы и с удивлением увидела, что уже девять.
— По-моему, пора поесть, — сказала она.
Он встал, взял стаканы, из которых они пили, и пошел следом за ней — в ее маленькую столовую. Оливия включила слабый свет, и стал виден изысканно накрытый стол, лучащийся хрусталем и серебром, с корзинкой ранних лилий посредине. Несмотря на полумрак, Хэнк сразу обратил внимание на синюю стену, всю увешанную фотографиями в рамочках, и очень оживился.
— Смотрите-ка! До чего здорово придумано.
— Семейные фотографии, как правило, некуда девать. Я долго думала и решила вопрос радикально: заклеила ими стену.
Она прошла за стойку кухоньки, чтобы взять паштет и черный хлеб, а он стоял к ней спиной и разглядывал снимки, точно любитель живописи в картинной галерее.
— Кто эта красотка?
— Моя сестра Нэнси.
— Она очаровательна.
— Да. Была. Но теперь очень сдала, что называется, расползлась, постарела. А девушкой и вправду была очаровательна. Тут она снята незадолго до свадьбы.
— Где она живет?
— В Глостершире. У нее двое несносных детей и зануда-муж. А предел счастья для нее — это тащить по скаковому полю пару ньюфаундлендов на поводках и орать приветствия всем знакомым на трибунах. — Хэнк обернулся, на лице у него было написано глубочайшее недоумение. Оливия рассмеялась. — Вы, конечно, не понимаете, о чем я говорю?
— Только самый общий смысл. — Он вернулся к разглядыванию снимков. — А кто эта красивая дама?
— Это мама.
— А портрет отца у вас тут есть?
— Нет. Отца нет в живых. А это мой брат Ноэль. Красавец-мужчина с голубыми глазами.
— Действительно хорош собой. Он женат?
— Нет. Ему уже почти тридцать, а он все еще холост.
— У него, конечно, есть девушка?
— Такой, чтобы жила с ним вместе, нет. И никогда не было. Он всю жизнь боится потерять свободу. Знаете, из тех, кто не может принять приглашение на вечеринку из страха, что поступит другое, более престижное.
Хэнк беззвучно рассмеялся.
— Вы беспощадны к своим родным.
— Знаю. Но какой смысл цепляться за сентиментальные иллюзии, особенно в моем возрасте?
Она вышла из-за стойки и расставила на столе паштет, масло и черный хлеб с поджаристой корочкой. Потом взяла спички и зажгла свечи.
— А кто это?
— На которую вы смотрите?
— Вот. Мужчина с девочкой.
— А, это. — Оливия подошла и встала с ним рядом. — Этого мужчину зовут Космо Гамильтон. Рядом его дочь Антония.