— Не уходи из за меня, — говорю я ей. — Нам обоим хватит места.

— О, я не могу плавать рядом с элитой команды по плаванию, — говорит она, сухая как пыль.

Она подходит к своему полотенцу и берет его. Она не останется, если я буду здесь. С чего бы это? Она меня терпеть не может.

Но выражение грусти на ее лице, когда я заметил ее, — это как кинжал в грудь. Он застрял в моих ребрах, слишком болезненный, чтобы его игнорировать, и я не могу подавить порыв быть с ней милым.

— Я пойду, если хочешь, — говорю я, отводя взгляд, сохраняя легкий и непринужденный голос. — Если ты хочешь, чтобы бассейн был в твоем распоряжении, или что-то в этом роде. Я еще даже не заходила в воду. Я пойду.

Она приостанавливается, полотенце обернуто вокруг ее плеч. Ее карие глаза, почти черные в тусклом свете бассейна, смотрят на меня долгим, ищущим взглядом. Трудно сказать, что она ищет и находит ли. Но она возвращается к краю бассейна и садится напротив меня.

— Не будь дураком, — говорит она, но в этих словах явно гораздо меньше обычного нетерпения и раздражения. — Ты ведь пришел сюда плавать, не так ли? Так плавай.

Я отталкиваюсь от края бассейна и опускаюсь на дно, позволяя временному шоку от холода пройти через меня, прежде чем я снова поднимаюсь. Вынырнув на поверхность, я медленно плыву к ней.

— Я пришел сюда не на тренировку команды по плаванию, — признаюсь я ей. Что-то в том, что она осталась, плавит меня, как масло, делает мягче, слаще. Я не могу этого объяснить, я просто чувствую это в своей груди. — Плавание просто помогает мне отвлечься от всего.

Она смотрит на меня тем же ищущим взглядом, что и раньше. Возможно, она пытается понять, насколько я искренен. Я встречаю ее взгляд откровенной ухмылкой.

— То же самое, — говорит она после минутного молчания. — Что же все-таки может тебя беспокоить? Я думала, что твоя жизнь — это просто череда беззаботных приключений, подружек и вечеринок?

Я смеюсь. — И тебя это не напрягает?

Она улыбается. Она лишь слегка приподнимает уголки рта, но это искренне. Искренняя, застенчивая улыбка маленькой Софи. От нее у меня в груди становится тесно и тепло. Я не могу удержаться, чтобы не подойти к ней чуть ближе.

— Звучит ужасно, — говорит она. — Никогда не понимала, насколько ужасна ваша жизнь.

— Хуже некуда.

Я останавливаюсь, пока не оказываюсь на расстоянии вытянутой руки от нее. Она сидит с ногами в воде, полотенце накинуто на плечи. Капли падают с ее волос, как мелкие дождевые капли, скатываясь по лицу и шее.

— Что же привело тебя сюда? Что может беспокоить идеальную Софи Саттон?

— Я ошеломлена грандиозностью того, что ждет меня впереди, — тихо отвечает она, пристально глядя на меня.

Я не могу поверить, что она так разоткровенничалась. На мгновение я застываю в шоке. Затем я подплываю к краю, кладу руки по обе стороны от ее ног, чтобы прижаться к ней.

— Что ты имеешь в виду? Что ждет нас впереди?

Она наклоняется, и ее лицо оказывается так близко к моему, что капли с ее мокрых волос щекочут мне лоб и щеки.

— Мой Эверест, мой белый кит, — пробормотала она. — Заставить тебя сдать этот чертов экзамен по английскому.

Все напряжение покидает мое тело, и я издаю стон раздражения. Не могу поверить, что она так легко меня провела.

— Да пошла ты! — говорю я, отталкиваясь от стены и брызгая на нее водой.

— Нет, спасибо, — отвечает она. — Я могу сделать лучше.

— Ты уверена?

— Абсолютно уверена.

— Посмотрим. — И с этой угрозой я хватаю ее за руки и тяну в воду.

Она падает вперед с большим всплеском и выныривает, брызгаясь.

— Эван! Мое полотенце!

Я показываю средний палец. — И твое полотенце тоже.

Она хватает полотенце, теперь уже мокрое, и выбрасывает его из воды. Затем она поворачивается, ее глаза осматривают бассейн. Похоже, она нашла то, что искала, и я поворачиваюсь, чтобы проследить за ее взглядом.

Мой взгляд падает на мое чистое, сухое, с монограммой, турецкое хлопковое полотенце, сложенное и невинно лежащее на другом конце бассейна.

— Да нет же, блядь, нет!

Я ныряю в воду, догоняю ее и дергаю за ногу. Она тонет и барахтается, потом выныривает на поверхность и набрасывается на меня большой волной. Мои очки все еще на шее, поэтому глаза уже горят от хлорки, но я все равно поворачиваю голову, чтобы избежать брызг.

Она пытается уплыть, но ее скорость недостаточна, чтобы оторваться от меня. Я хватаю ее за талию и переплываю на другую сторону бассейна.

— Отпусти меня, ты, огромный идиот!

Она борется со мной, но я держу ее за талию. Это нелегко, потому что она сильнее, чем кажется. Она прижимает руки к моей груди и толкается, но я отказываюсь ее отпускать. Когда мы оба понимаем, что ее бедра обхватывают мои бедра, а ее грудь находится на уровне моих глаз, уже слишком поздно.

Ее возмущенный смех замирает в горле. Мокрые черные волосы наматываются на ее шею и плечи. Капельки воды скользят по ее коже и исчезают между грудей. Соски твердые под гладкой черной тканью купальника. Она смотрит на меня, губы слегка приоткрыты. Я смотрю в ответ, молясь, чтобы она не заметила, что я вдруг очень сильно возбудился.

Она берет мое лицо в свои руки, сжимая пальцами мою челюсть. На какую-то безумную секунду мне кажется, что она собирается меня поцеловать. Я наклоняю голову, приподнимая свой рот к ее рту. Каждый дюйм моего тела хочет этого — темный, зевающий голод внутри меня, о котором я даже не подозревал.

Ее губы скользят по моим.

Но, конечно, она не целует меня.

Вместо этого она говорит: "Давай наперегонки", ее дыхание щекочет мои губы, ее голос низкий и хриплый.

То, как она смотрит на меня сверху вниз своими темными глазами с капюшоном, — властно, почти доминирующе. У меня перехватывает дыхание, мой член твердеет. Она выглядит такой чертовски сексуальной, что я едва могу смотреть на нее. Все, о чем я могу думать, — это захватить ее рот своим, грубо нащупать ее красивые сиськи и, отбросив купальник, вогнать себя в нее до упора.

— Ч-что? — хрипло спрашиваю я, понимая, что не понял, что она сказала.

Ее пальцы впиваются в мои щеки, и она откидывает мою голову назад с медленной, наглой ухмылкой. — Ты меня слышал. Давай наперегонки,