На следующий день Женевьева не стала долго нежиться в постели, наслаждаясь, что не надо рано вставать и идти на занятия, а, повалявшись чуть дольше обычного, вышла к восьми утра на завтрак. Быстро закончив необходимые утренние дела, уже в девять утра она вместе с гувернанткой садилась в повозку к извозчику, намереваясь ехать в сторону Марсового поля. Извозчик, дождавшись, когда барышни усядутся, лихо свистнул и, тронув поводьями лошадь, заставил её потянуть за собою сани.

* * *

Какое-то время мы быстро шли с Петром, не разговаривая ни о чём, и мне, и ему было неловко, так опростоволоситься перед барышнями! И ведь всё произошло совершенно случайно, ну как так⁈ Но долго хранить молчание мы не смогли, и одинаковую мысль минут через пять озвучил Пётр.

— Эх, и как неожиданно они появились.

— Ага, — вздохнул я в ответ, — очень неожиданно. Что делать будем, поедем за билетами?

— Уже всё настроение испортилось, давай завтра уже с утра сгоняем, и всё, а сейчас в кафе пойдём?

— Давай, только куда пойдём?

— А, уже всё равно.

— Ну, если всё равно, то лучше попроще, и не в центре.

— Согласен.

Так мы и сделали. Поймав извозчика, уехали ближе к академии и, разместившись в каком-то небольшом ресторанчике, славно пообедали-поужинали. Много заказывать не стали, настроение оказалось не ахти, а один бокал красного сухого никак не повлиял на наши мозги. Зато и денег немного потратили. Ничего знаменательного в этот день с нами больше не произошло, и на следующее утро мы отправились на Марсово поле, найдя обыкновенного извозчика. На эфиромобиль тратиться не стали, перегорели.

Усевшись в возок, я крикнул извозчику.

— А прокатите-ка нас с ветерком⁈

— А и прокачу, коли деньги на то есть. А рубль дадите, отроки?

Я переглянулся с Петром, пока извозчик, хитрого вида мужик, одетый в толстый меховой армяк, с ехидцей смотрел на нас.

— Дадим, — выкрикнул Пётр, — с каждого по полтиннику! — и полез за ним в карман, я тоже.

Получив два серебряных кругляша с портретом Павла Пятого, извозчик крякнул, свистнул и, хлестнув несильно лошадь плетью, крикнул.

— Н-н-но, родимая, пошла, пошла!

Сани тронулись, и вслед за лошадью, что стала быстро набирать ход, покатились в нужную сторону. За краями саней пролетали мимо стены домов, одинокие прохожие, а также попадающиеся навстречу всякого рода автомобили и экипажи с санями. Ветер свистел у нас в ушах, лошадь, быстро перебирая ногами, хрипела, выдыхая целые клубы пара и напоминая нам живой паровоз. Сани летели за ней, словно птица, скользя по накатанному, потемневшему от грязи и сажи, снегу.

Глядя, как мы несёмся, у меня захватывало дух и в груди возникло чувство восторга, хотелось сорвать свою фуражку и махать ею от переполнявших душу чувств. Пётр, скорее всего, испытывал тоже подобные эмоции, судя по его восторженному лицу. Если бы мы выпили, то, наверное, так и сделали, но мы опьянели только от восторга, не утратив от этого самоконтроль, и сдержались.

До Марсового поля мы домчались буквально за полчаса, но на подъезде к нему лошадь споткнулась, сани пошли юзом и ударились в едущие рядом другие сани, отчего все пассажиры обоих экипажей вывалились на снег. От резкого удара мы с Петром вылетели из саней, мир несколько раз перевернулся у меня перед глазами и остановился. Пару мгновений я помедлил, а потом быстро вскочил.

Отряхиваясь от снега, мы с Петром встали и стали помогать пострадавшим, которыми оказались пассажиры других саней, столкнувшихся с нашими. Протянув руку незнакомой барышне, я потянул её на себя, подняв со снега, и остолбенел: на меня в упор смотрели знакомые голубые глаза.

— Это вы специально так сделали, Дегтярёв? Признайтесь!

— Что специально? — продолжая сжимать в руке одетую в меховую варежку ладонь Женевьевы, пролепетал я.

— Столкнулись с нами.

— Нет! Помилуй Бог, я никогда бы и не додумался о таком. Это случайно получилось, извозчик гнал, лошадь споткнулась, мы ударились и вылетели из саней.

— Дегтярёв! — голубые глаза юной графини внезапно потемнели от гнева, — прекратите отпираться, с вами вечно случаются всякие несуразности и приключения. С вами всё время что-то происходит, и даже на Марсовом поле, где тысячи людей, вы умудрились перевернуться в санях, и при этом ещё и толкнуть наши. Хорошо, что я не пострадала, но моя гувернантка… Даже опасно с вами вместе садиться в дирижабль, с ним неизбежно что-то может произойти.

— Но почему? — пролепетал я, не в силах сказать ничего вменяемого, от вида так близко находившейся рядом со мной любимой девушки. Держа её ладонь в своей руке, я окончательно потерял голову.

— Что почему? И перестаньте уже держаться за мою руку. Отпустите меня!

— А, извините, ваша светлость, — очнулся наконец я и выпустил из своей ладони руку Женевьевы, хотя это мне удалось сделать с трудом, что не укрылось от Женевьевы.

— Вы вцепились в меня, Фёдор. И я вам уже вчера говорила, называйте меня по имени, а не по титулу.

— Я просто хотел вам помочь.

— Но вы же и спровоцировали моё падение.

— Это извозчик, я тут ни при чём. Я же не управлял лошадью.

— Не управляли, но он так летел, что не удивительно, что столкнулся с нами. Это наверняка вы ему приказали так гнать, а значит, вы и виновны в том, что столкнулись с нами. И почему именно с нами?

— Я не знаю, — пожал я плечами.

Женевьева подозрительно уставилась на меня своими красивыми глазами и убрала выбившийся из-под шапки локон с лица. За её спиной Пётр с таким же, наверное, обалделым видом, как и я, помогал отряхнуться от снега гувернантке юной графини. И та уже что-то гневно выговаривала Петру, видимо, за его чересчур навязчивую помощь.

Что же, нас было за что ругать. Я расстроился.

— Прошу меня извинить, как я могу загладить свою вину.

— Эльза, с тобой всё в порядке?

Гувернантка, немка около 35 лет, с простым, немного грубым лицом, громко чихнула и ответила с характерным немецким акцентом.

— Со мной всё в порядке, ваша светлость, немножко ушиблась, но всё цело.

— Вот видите, что вы натворили, Дегтярёв?

К нам подошёл Пётр и тоже спросил.

— Как мы можем загладить вину перед вами и вашей гувернанткой?

Женевьева несколько секунд насмешливо