А быть может, им повезет, и они погибнут все разом в молодом возрасте, на поле битвы или от несчастного случая. Или, может, их всех перебьют прямо в их постелях.

Дочери не захотели оставлять ее одну с грозовой тучей на челе.

– Пойдем с нами, – громко позвала Зерелда, – мы идем на урок фехтования.

Пампа Кампана хотела, чтобы они обучились гончарному делу, как она и ее мать Радха, но трое сестер не проявляли никакого интереса к гончарному кругу, работа на котором по-прежнему оставалась ее единственным увлечением. Она растила своих дочерей такими, чтобы они были лучше мужчин, были образованы лучше любого мужчины, лучше владели речью, лучше мужчин скакали на лошадях, искуснее спорили и сражались жестче и эффективнее любого мужчины-воина во всей армии. Когда Букка отправлял в Китай своего посла, Пампа Кампана попросила:

– Я слышала, в этой стране владеют выдающимися боевыми навыками. Молодежь обучают рукопашному бою, владению мечами и копьями, длинными ножами и короткими кинжалами, а еще, я думаю, трубками с отравленными дротиками. Привези мне самого лучшего инструктора по военному делу, какого сможешь найти.

Посол исполнил наказ, и теперь Великий мастер Ли Е-Хэ был назначен главным инструктором по владению уданским мечом в биснагском квуне – скажем так, школе, – Зеленой Судьбы, лучшими ученицами которой являлись все три царственные дамы.

– Да, – согласилась Пампа Пампана, отбрасывая печаль, – пойдем повоюем.

Квун представлял собой деревянное сооружение, возведенное рабочими (и работницами) из Биснаги в оригинальном китайском стиле в соответствии с указаниями Великого мастера Ли. В центре квуна был деревянный четырехугольный двор без крыши, где ежедневно расстилали ковры для занятий борьбой. Двор окружало трехэтажное здание, балконы которого выходили на площадку для борьбы и где располагались также учебные классы и комнаты для медитаций. Пампа Кампана считала это чуждое строение почти в самом сердце Биснаги очень красивым, она верила, что, когда один мир проникает в другой, это несет благо им обоим.

– Великий мастер Ли, – произнесла она с поклоном, зайдя с дочерьми в квун, – я привела к вам своих девочек. Вы должны знать, что все они говорят, что намерены найти вам в Биснаге жену.

Все четыре женщины старались каждый день делать подобные замечания, надеясь увидеть какую-то реакцию своего наставника – улыбку, возможно, даже румянец. Однако его лицо оставалось бесстрастным.

– Вам следует учиться у него, – наставляла Пампа Кампана дочерей, – такое великолепное самообладание, такое внушающее благоговейный трепет спокойствие – это сила, которую все мы должны стремиться обрести.

Наблюдая за тем, как дочери упражняются на борцовском ринге в квуне, сражаясь парами, Пампа Кампана уже не в первый раз отметила, что у ее девочек развиваются сверхъестественные способности. В пылу схватки они взбегали вверх по стенам, как по полу, вопреки законам гравитации, перескакивали на огромные расстояния с балкона на балкон на верхних этажах здания школы, вращались с такой скоростью, что вокруг них возникали маленькие торнадо, поднимавшие их вертикально в воздух, где они демонстрировали технику исполнения воздушного сальто – кувыркались, скажем так, в воздухе, как по небесной лестнице, – с подобным, как утверждал Великий мастер Ли, он никогда не сталкивался прежде. Их навыки владения мечом были столь совершенны, что, как понимала Пампа Кампана, они смогут защититься от небольшой армии. Она надеялась, ей никогда не придется проверить это предположение на практике.

Она также занималась с Великим мастером Ли, но одна, предпочитая во время занятий дочерей быть просто гордой матерью, а науку постигать самостоятельно. На ее индивидуальных уроках с Великим мастером Ли быстро стало ясно, что они с ним равны.

– Мне нечему учить вас, – признался Ли Е-Хэ.

– Но сражаясь с вами, я оттачиваю свои навыки, поэтому будет честно сказать, что вы меня учите.

Так Пампа Кампана выяснила, что богиня даровала ей даже больше, чем она прежде подозревала.

В одиночестве своего регентства, повсюду видя знаки, Пампа Кампана все сильнее ощущала дурные предчувствия. Имея привычку делиться всем с дочерьми, она рассказала им о своем беспокойстве.

– Возможно, настаивая на идее равенства, я перегнула палку, – сказала она, – и нам всем придется расплачиваться за мой идеализм.

– Чего ты боишься? – решила уточнить Йотшна. – Или правильнее спросить, кого?

– Это всего лишь чувства, – отвечала Пампа Кампана, – но меня беспокоят трое ваших полубратьев, и беспокоят трое ваших дядьев, и еще один человек, который беспокоит меня больше, чем все они шестеро вместе взятые.

– Кто это? – настойчиво поинтересовалась Юктасри.

– Видьясагар, – ответила Пампа Кампана. – Он опасный человек.

– Ни о чем не беспокойся, – успокоила мать Зерелда.

Из всех троих дочерей она была наиболее искусной воительницей и знала о своих возможностях.

– Мы защитим тебя от всего и от всех. И, – добавила она, подзывая своего учителя, – вы ведь тоже встанете на защиту царицы, правда, Великий мастер?

Великий мастер Ли подошел и поклонился.

– Готов отдать жизнь, – заверил он.

– Не надо давать подобных обещаний, – отреагировала царица.

“Нам кажется, что миров много, – любил говаривать мудрец Видьясагар, – тогда как на самом деле множества не существует, есть лишь единство”. Лишившись обязанностей главного министра и завершив одиночную медитацию в пещере, он на много лет уехал из Биснаги и добрался до самого Каши, чтобы помедитировать на берегах реки и углубить свои знания. Теперь он вернулся. Он вновь восседал на своем почетном месте под раскидистым баньяном в самом сердце Манданского храмового комплекса, обернув свою длинную белую бороду вокруг талии на манер пояса; девадаси у него за спиной держали над его лысой головой скромный зонтик для защиты от солнца, в то время как он, приняв позу лотоса-падмасану, без движения, с закрытыми глазами ежедневно просиживал долгие часы. Вокруг вернувшегося святого собирались толпы надеющихся на то, что он заговорит, однако такое случалось нечасто. Чем дольше длилось его молчание, тем более внушительная толпа собиралась вокруг. Таким образом ему удалось увеличить армию своих учеников, никак не выказав заинтересованности в последователях, его влияние распространилось в городе и за его пределами без единой попытки с его стороны влиять на кого-то. Когда он говорил, то говорил загадками.

– Есть лишь ничто, – говорил он. – Ничего нет. Все есть иллюзия.

Один смелый ученик попытался добиться у него комментария, скажем так, политического толка:

– То есть дерева баньяна не существует? Или Манданы? Или Биснаги? Целой империи?

Видьясагар не отвечал в течение недели. Затем он снова заговорил:

– Есть лишь ничто. Есть только две вещи, которые суть одна.

Ответ был неясен, и ученик спросил снова:

– Что это за две вещи? И как две вещи могут быть одной?

На этот раз Видьясагар