— Клим, ты меня слушаешь? — Говорила уже, оказывается, мама, а папа теперь молчал, напряженно застыв в кресле и сжав кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Да, мама. Слушаю. Очень внимательно, — пытался включиться в разговор Клим.

— И ты с нами согласен? — хотела услышать положительный ответ Юлия Павловна.

— Да, мама, — на всякий случай подтвердил сын, опасаясь вызвать новый взрыв возмущения. Вот только не мешало бы узнать, на какие ограничения собственных прав и свобод он сейчас согласился?

— То есть мы договорились? — строго взглянула на него мама.

— Да, — кивнул Клим.

— Тогда повтори, пожалуйста, о чем мы договорились. Хочу убедиться, что ты нас с папой правильно понял.

«Ну, мама дорогая, и ситуация, как сказал бы Сенюшкин!» — Клим почувствовал себя так, словно стоит у доски, не выучив уроки.

— Ну, в общем, я понял, что поступил неправильно, — косясь то на маму, то на отца и чутко ловя их каждый взгляд, медленно начал он. — В следующий раз, когда мне придется кого-нибудь спасать…

— Дело не в спасать, — перебил его папа. — Это как раз с твоей стороны достойный поступок, и я даже тобой горжусь и…

Мамино выражение лица Климу совсем не понравилось, а еще больше, похоже, оно не понравилось папе, который осекся на полуслове.

— Клим, — вступила в разговор Юлия Павловна, — я хочу, чтобы ты понял и запомнил: если ты оказался в нестандартной или, тем более, опасной ситуации, то, прежде чем что — либо предпринимать, позвони мне или папе. Ведь мы можем тебе подсказать правильный и безопасный выход из нее. Пойми, нет ничего стыдного в том, чтобы посоветоваться.

— А если времени на консультацию нет? — спросил Клим.

— Тогда другое дело. Но ведь с этим шофером в багажнике у тебя время было, — напомнила Юлия Павловна.

— Было. А вот телефона не было. Он сломался. Потому я сразу и побежал к участковому.

Отец Клима беспомощно посмотрел на маму. Та со вздохом продолжила:

— Допустим, проинформировать меня сразу ты не смог. Но почему ничего не рассказал, когда я вернулась домой? Зачем было скрывать?

— Не хотел тебя расстраивать.

— Опять двадцать пять! — рассердилась Юлия Павловна. — Выходит, ты нас с отцом так и не понял!

— Да понял, понял. Я больше не буду бояться тебя расстраивать.

Юлия Павловна трагически закрыла глаза. В атаку пришлось идти папе.

— Видишь ли, сын, — откашлявшись, начал он. — Твоя задача вести себя так, чтобы не создавать ситуаций, которые могут расстроить маму.

— Па, можно подумать, что я этого Каплю в багажник засунул, а не всего — навсего случайно шел мимо по улице.

Андрей Климентьевич снова закашлялся, в надежде, что бывшая жена доведет его мысль до конца, ибо его собственные аргументы были исчерпаны. Мобильный телефон, лежащий подле него на журнальном столике, разразился отчаянной трелью.

— Извини, Юля! — Отец Клима схватил трубку и вышел из комнаты.

Когда отец вернулся, на нем не было лица.

— Дашенька съела бусы! — в ужасе объявил он.

— Как? — ахнула Юлия Павловна.

— Она решила, что это конфетки! — выкрикнул Андрей Климентьевич.

— Целую нитку съела? — воскликнул Клим.

— Не целую, но сколько, Женя не знает, — ответил отец. — Сначала Даша бусами просто играла, потом порвала их и часть бусинок проглотила. Женя у нее только две бусины успела изо рта вынуть.

Юлия Павловна уже достала из сумки ключи от машины.

— Давай я тебя подвезу, — предложила она.

— Не надо. Я сам, — выглядел растерянным папа.

— Надо. Ты ведь пешком пришел, — пыталась помочь ему мама.

Когда Андрей Климентьевич кинулся в переднюю одеваться, Юлию Павловну прорвало:

— И с одним — то ребенком справиться не мог, зачем было еще двоих заводить. А ты, — повернулась она к Климу, — сиди дома. Дверь запри. Никому не открывай. У меня ключи. И пожалуйста, хоть сегодня постарайся больше никого не спасать.

— Мама, ну что я, маленький? — возмутился сын.

— Лучше бы ты был маленький, — сказала Юлия Павловна, выходя из дома.

После ухода родителей Клим почувствовал себя совсем скверно. С одной стороны, мог бы радоваться. Гроза миновала, родители переключились на другое, и мама, вернувшись, явно уже остынет. Осадок, однако, остался. На душе скребли кошки — черные и крупные, как Черчилль. И с младшей сестрой неизвестно, что будет. Вдруг операцию придется делать? Какая — то сплошная полоса неудач.

Клим побродил по дому. Заглянул в холодильник. Вид еды вызвал у него отвращение. Он в сердцах хлопнул дверцей, подошел к телефону и набрал номер Дианы.

— Ты жива? — едва услышав ее голос, поинтересовался Клим.

— Тот же самый вопрос я хотела задать тебе. Очень тяжело пришлось? — спросила девочка.

— Меня Дашка спасла. Слопала какие — то бусы. Теперь все уехали ее спасать.

— Кошмар! — воскликнула девочка.

— А я, понимаешь, чувствую себя полной сволочью, — продолжал Клим.

— Из — за чего? — удивилась Ди.

— Из — за всего. У предков своих проблем по горло, а я им еще добавляю. Мать знаешь как расстроилась!

— Ой, да не кори ты себя. Ты абсолютно ничего страшного не сделал. Хотя, если честно, — вздохнула Ди, — мне тоже перед родителями немного стыдно.

— Тебе немного, а мне выше крыши, — пробурчал Ахлябин. — Ну его к черту, этот банк. Не желаю больше к нему иметь никакого отношения!

— Клим, но, насколько я понимаю, с ним всё и так уже закончилось.

— И замечательно. Слышать больше не хочу про всех этих каплей с абгарычами! Достали, Ди, понимаешь?

— Вполне. Но ты всё равно перестань расстраиваться.

— Ладно, Ди. Пойду попробую уроки немного поделать. А как про сестру узнаю, тебе сообщу.

— Обязательно. А то я тоже волнуюсь.

Юлия Павловна возвратилась поздно.

— Ну что? — вылетел ей навстречу Клим.

— Ложная тревога. — Мать с усталым видом бросила на тумбочку ключи от машины. — Оказалось, Дашка не успела проглотить ни одной бусинки. Я всех их отвезла в больницу, «скорую» пока еще дождешься… Отец — то твой машиной так и не обзавелся. Всё собирается. Он еще при мне собирался.

— Ма — ам, — жалобно протянул Клим. Ему не нравилось, когда она начинала критиковать отца.

— Ладно, — грустно улыбнулась Юлия Павловна. — Теперь это уже его личное дело. Главное, с Дашкой порядок. Климкин, поставь — ка чайник, а я пока переоденусь. Да, — вдруг остановилась посреди лестницы она, — чтобы завершить неприятный разговор. Я надеюсь, ты всё понял?