Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты боишься? Дрожишь, — спрашивает он. — Я только разок поцелую тебя. Можно? И сейчас уже пойду, мне пора идти.
— Можно, — шепотом соглашается она.
И он целует. Не так осторожно и нежно, как в прошлый раз, не как невинную девочку, а как любимую женщину. По-настоящему, горячо, со всей страстью. И она сдается уже окончательно. Как можно сопротивляться? И всем телом подается к нему, обнимая, отдаваясь без остатка нахлынувшим чувствам, не смущаясь больше. Как можно смущаться настоящей любви?
С ней такого не было еще никогда.
И кажется, что-то происходит…
— Ох, — говорит Ренцо, с трудом отрываясь, — я от тебя так никогда не уйду.
— Не уходи, — говорит она. — Не отдавай меня никому.
И он целует снова.
— Я бы не отдал, — говорит, все еще улыбаясь, но уже иначе, без всякой легкости. — Только не выйдет.
Прижимает к себе, и они еще долго лежат обнявшись, молча, зажмурившись, словно пытаясь остановить время.
Потом он вздыхает, целует ее в лоб.
— Я пойду, Мэй. Пожелай мне удачи.
Через забор и по крышам.
Есть в этом своя злая ирония — он собственными руками собирается отдать любимую девушку другому, и даже рискует жизнью из-за этого. Он не хочет отдавать, девушка не хочет, и даже, наверняка, тот жених не очень-то горит желанием. Но иначе никак.
Собственная беспомощность сводит с ума. Но лучше признать это сразу. Честнее.
По крышам…
Сейчас прыгать удивительно легко, словно на самом деле сбросил лет двадцать, словно мальчишка. И голова такая ясная и легкая, до звона. Кажется, еще немного, и правильное решение придет само… но ничего не приходит.
Через три квартала Ренцо спустился на землю, и направился к Авентину.
Вышел к реке. Подумав, купил по дороге у встречного рыбака удочку, в пять раз дороже, чем она могла стоить, но торговаться не стал. Удочку, ведерко и даже червей — все, что у того было. Так будет проще делать вид, что Ренцо здесь по своим делам.
Тихое место за доками, вокруг склады и никого. Небо едва начало сереть.
Ренцо огляделся — поставил ведро, размотал удочку. Притворяться, так притворятся? Не стоять же тут просто так. В детстве они часто бегали с Лино ловить рыбу, но не сюда, конечно, рядом с домом.
Насадил червя, выбрал место получше рядом с зарослями аира, закинул.
Но смотрел больше по сторонам, думая о своем, и пару раз пропустил, когда начинало клевать. Поймал трех мелких карпов и одну форель, словно и правда пришел за рыбой.
Светало.
Если никто не придет, что делать тогда?
Двое мальчишек ловят рыбу на том берегу, и чуть в стороне, какой-то старик с удочкой, выше по течению. Не самое людное место. Из соседнего переулка женщина вышла за водой.
Город просыпался, но Ренцо все так же оставался один.
Найти этого Тарина и объяснить доходчивее? Или он еще спит? Стоило назначить встречу назавтра, утро после приема — не самое лучшее время для важных дел. Но уж очень не хотелось тянуть.
Еще одного карпа и судака.
Глядя на эту рыбу все больше хотелось есть. Вчера Ренцо только пообедал набегу, не успевал, на приеме не до того было, а уж про ужин и говорить нечего.
Сколько еще ждать?
Мальчишки с того берега ушли домой. Старик переместился немного в сторону, так, что Ренцо его почти не видел.
Черви закончились.
Он положил удочку рядом, сел на землю.
Уйти? Солнце уже высоко. Если бы кто-то хотел прийти на рассвете, то уже пришел бы.
Мэй ждет его.
Еще немного…
— Как рыбалка? — окликнули сзади.
Мгновение, и Ренцо стоял на ногах.
— Сеньор, не стоит так пугаться! Я не грабитель.
Тот самый старик, что рыбачил рядом. В мятой широкополой шляпе, стоптанных сандалиях и с удочкой на плече.
И что-то в нем не так.
Акцент? Не понять сразу какой.
— Чего ты хочешь? — спросил Ренцо.
Старик почти седой, но волосы были светлые, как и глаза. Не местный точно, но в Илое полно чужаков. Невысокий, худой. Такой внимательный пристальный взгляд.
— Да просто решил подойти, узнать, как рыбалка, — в уголках губ старика затаилась усмешка. — Поймал чего, сеньор?
— Поймал.
— А чего домой не идешь? Полдень скоро.
Что-то было в этом… Усмешка… Руки у старика… Он придерживал удочку на плече… Мятая, потрепанная, местами грязная даже одежда и такие ухоженные руки. Тонкие пальцы, аккуратные блестящие ногти.
— Дома жена злая, — сказал Ренцо. — Поэтому и не тороплюсь.
— Понимаю, — старик усмехнулся. — К такой жене я бы тоже не спешил. А девочка твоя тебя разве не ждет?
Та-ак…
Ренцо быстро огляделся. Сейчас из-за угла выскочат гильдийцы? Или кто там с ним?
Из оружия у Ренцо только нож, оружие в Илое запрещено, открыто носит лишь городская стража и личная охрана консула.
— Я один, не пугайся, — сухо сказал старик, у него был голос человека, привыкшего распоряжаться. — Ты же хотел встретиться на рассвете. И я пришел встретиться с тобой. Или ты думал, господин придет лично?
Господин?
— Кто ты?
— А кого ты ждал? Ты ведь Луци? Трибун, державший всю зиму в осаде Этран? Даже твой командир уехал, а ты не все не мог смириться, пока люди в крепости не передохли с голоду. Много ты получил? Стены? И выжег все! Ты-то ни в чем не нуждался, тебя снабжали лучшим мясом и лучшим вином, а в Этране крыс переловили еще к середине зимы. Люди на ногах не стояли, но не сдавались. Всю зиму сдерживали твоих откормленных илойских свиней. И не сдали бы, если бы ты не убил эмира Эрдо, и не отобрал у них надежду.
Лицо старика скривилось от отвращения.
— Не я убил его, — спокойно сказал Ренцо.
Его убили свои же, те, кому надоело ждать.
— Не ты, так твои люди, по твоему приказу, желая угодить тебе. Ты будешь оправдываться?
— Не буду, — сказал Ренцо.
Если это провокация, то не стоит поддаваться. Если действительно наболело — тем более. Его оправдания никому не нужны.
Старик едва не плевался от гнева, но глаза смотрели внимательно, присматривались.
— Ты искал встречи с моим господином? — сказал он.
— Возможно.
— Тогда говори.
— Почему я должен тебе доверять? — удивился Ренцо. — Ты даже имени своего не назвал.